Михайлина толкнула его на стул и он послушно уселся, глядя как она в уютном домашнем платье стоит в дверях, руки подняла, волосы закалывает, а Демьян взглядом скользнул по высокой груди под цветастой тканью и судорожно сглотнул.
Девушка развернулась к шкафчикам, открыла один из них, стала на носочки, потянулась вверх, пальцы почти достали до пластиковой коробки. Инстинктивно встал со стула и легко достал коробку. Михайлина развернулась, и они вдвоем замерли, за коробку держатся. И он на мгновение сдох в ее глазах. Забарахтался жалко на их дне, цепляясь за темно синие разводы, пытаясь вынырнуть и почему-то не мог. Потому что у нее матовая сливочная кожа, потому что ее губы вблизи нежно розовые, а ресницы на кончиках светло-рыжие. И башню сносит. Срывает к такой-то матери. Хочется ее. Кусочек. Один глоток. Просто тронуть кончиком языка. Узнать какая она на вкус…мечта. Чужая.
— Спасибо. Сядь. Я так не достану. Ты вымахал за эти годы.
И улыбнулась. ЕМУ. Отшатнулся и тяжело рухнул на стул. Подошла ближе, открыла свою коробку, сунула ему в руки. Откупорила зубами какую-то бутылочку, а его застопорило, заклинило и все. Не может отвести взгляд. Намочила ватку. Начала щеку вытирать. Какая красивая. Недосягаемая. Недоступная.
— Вспомнила как когда-то так же руку твою мазала. Помнишь?
В глаза посмотрела, продолжает улыбаться. Ей идет. Кажется совсем девочкой. Вся в его вкусе. И не отпускает. Как в той долбаной песне…
— Нет.
— Ладно.
Но улыбки и след простыл. И он злорадствует и тоскует одновременно. По улыбке ее. Адресованной ему.
— Ну вот. Ничего серьезного. А теперь ногу показывай и ребра свои.
— Та щас. Все. Хватит в доктора играться.
Хотел встать, но она придавила его за плечи обратно к стулу и нагло стащила через голову его футболку. Это было не просто эротично, это было настолько крышечного, что у него заныло в паху и стон застрял в горле.
— Ужас! А вдруг там перелом? — всхлипнула и тронула ладонями его голую спину. — Это не синяк. Это синячище.
Пи***Ц! Что она творит? Какого хрена! Пусть не смеет его трогать…не трогает…трогает…трогает…да…еще…еще…еще. Глаза сами закрылись, а ее пальчики бегают по его ребрам.
— Здесь сильно болит? А здесь?
— Да…болит, — сам не понимает, что говорит.
— Я лед приложу. Подожди, не шевелись. Перелома, наверное, нет.
Демьян и не шевелится. Он сидит и даже не дышит, потому что знает, что вздох сделает и сорвет как после пробежки или тренажерки. И дыхание перевести не сможет.
— Вставай.
Встал послушно и смотрит на нее сверху вниз, как она лед в полотенце заворачивает и прикладывает к ребрам.
— Держи. Потом убирай, если сильно холодно. А я ногу посмотрю.
Резко поднялась, оказалась в миллиметре от его лица. Выдохнула и его обожгло ее дыханием. Выронил лед, сдавил за руки. Оттеснил к столу. За талию схватил и к себе прижал изо всех сил. Голова кружится, глаза маревом кровавым застилает, запах ее с ума сводит. И ни одной мысли. Только голод, жажда, адское желание обладать.
— За этим позвала? Этого хотела? Хотела же, скажи!
Губы ее пытается поймать, удержать за волосы пока вдруг не ощутил, как от пощечины взорвалась болью щека. Тут же отрезвило, а на место взорвавшейся похоти нахлынула злость.
— Ты идиот? Я по-дружески. Ты же мне как брат. Мальчишка совсем. Я…посмотреть, помочь. А тыыы!
И его тригернуло. От себя отпихнул изо всех сил.
— Мальчишки в детском саду, поняла? Не брат я тебе! Никто! Ясно? Доктора, блядь, из себя возомнила.
Закрыла ему рот ладонью.
— Не матерись! Поля услышит!
— Срал я на твою Полю.
Отшвырнул ее руку, вскочил со стула, но Михайлина схватила его за руки и развернула к себе.
— Ты! Хватит! Ты же не такой! Ты другой! Я знала тебя другим!
— Каким?
— Добрым…нежным…сочувствующим.
— Дура ты!
Руки выдернул, куртку на голове тело натянул и оторопел у самых дверей. Там малышка стоит, преграждает путь. В руках игрушечный молоток.
— Ты не холосый! Ты маму обидел! Ты плохой! Я тебя бить буду!
И замахивается на него, лицо злое, смешное.
«Я тебя побью, понял? Еще раз мою машинку возьмешь! Это мне мама подарила! Мне! Ясно?
Лицо Богдана злое, волосы на лоб упали…»
Лицо брата в детстве наложилось на лицо девочки. Словно одинаковые картинки. Только цвет волос разный и глаз. Тряхнул головой, повернулся к Михайлине. Она стоит в дверях кухни, смотрит то на него, то на Полину. Потом подошла к малышке, села на корточки, забрала молоток.
— Дёма уже уходит. Ему пора домой.
— Он плохой. Я буду его бить!
— Нельзя никого бить, Поля. Мама тебе говорила.
— Он не мой папа! Он плохой! Я думала папа, а он нет…плохой! Плохой! Ты говолила папа сколо у нас появится…а его нету. Не папа…не папа. Плохой! Где наш папа? Где он?
Обошел ребенка, открыл дверь и выскочил в коридор. Наконец-то вздохнул полной грудью. Быстрым шагом сбежал по лестнице, выскочил на улицу. Что ж это за трындец какой-то? Почему его так срывает? Почему рядом с ней ни дышать, ни смотреть, ни пить, ни есть.
Глава 10
Первые месяцы я хотела избавиться от нее. Хотела любыми способами стереть любое напоминание об этом изверге, боялась его наследственности, ненавидела малышку за то, что связывает меня по рукам и ногам. Всю беременность я нервничала, пропускала анализы, не стала на учет в консультацию. Я думала о том, что эта беременность может помешать мне забрать мою Дашу. Ведь Даша уже была, она уже поселилась в моем сердце, а ребёнок эфемерен. Он как что-то принадлежащее его отцу. Чужеродное. Не мое.
До первого крика в родильном зале, до первого взгляда в сморщенную мордашку и осознание, что я влюблена. Что больше никогда в жизни не буду принадлежать себе и никого, никогда не смогу любить сильнее, чем это маленькое существо. Взяла на руки, прижала к груди и…поняла — ОНА МОЯ. Прежде всего. Ее отец принимал в ней самое примитивное участие. И никогда не будет претендовать на нее. Это была безмерная радость — ведь Галаи от нас отказались.
— Почему он кличал на тебя?
— Мы поссорились. Взрослые тоже иногда ссорятся.
— Он злой и класивый. Лазве класивые бывают злыми?
Я успехнулась и поправила плюшевое одеяло. Прилегла рядом с Полей.
— Бывают. Но он не злой…просто обижен.
— Он к нам еще плидет?
— Возможно.
— Ладно. Ласкажи мне сказку пло Клошечку Хавлошечку и я буду спать.
