Вот и сейчас Сергей уже было занес ногу, но вдруг замер и поставил ее на место. А потом внимательно изучил участок пола перед собой.
Вроде бы ничего особенного, но в метре от него пол был удивительно чистым. Словно его только что вымыли с шампунем. Светлое пятно без единой пылинки расползлось от стен до потолка.
Смутно припомнив разговоры с Колей-афганцем, Сергей раскрыл рюкзак. Почти сразу под руку попался сверток с гайками, прихваченными в доме железнодорожника. Взяв одну из них, увесистую и масляную, легонько кинул ее вперед. Та не долетела до пола. Металлический шестигранник вдруг отпружинил, со свистом рассек воздух и по замысловатой дуге выскочил в окно, попутно продырявив закрывавшую проем фанеру.
Оценив это, Птица сглотнул ком в горле и попятился назад. Еще три брошенные гайки отрикошетили под разными углами. А последняя лихо просвистела у него возле уха и пробила стену чуть выше головы. После этого Сокольских решил прекратить эксперименты. Без сомнения, это была аномалия.
Так, по словам Николая, сталкеры называли странные, не поддающиеся обычным законам физики, участки в Зоне. Какие-то из них были вполне безобидны. Например, представляя собой замысловатую оптическую или звуковую иллюзию. А другие, наоборот, считались невероятно опасными. Подобные вот этому, невидимому для человеческого глаза пятну, они вытворяли с живыми существами страшные штуки: могли вывернуть наизнанку тело, разорвать, сплющить, превратить в мокрое место. Не приведи бог попасть в одну из них.
Также люди замечали, что птицы и животные каким-то образом чуяли подобные места и всегда обходили стороной. А вот человек мог обнаружить такое аномальное пятно лишь по некоторым косвенным, едва различимым признакам. Скверным было то, что эти аномалии постоянно видоизменялись и перемещались по Зоне. Одно успокаивало: такие пакостные места встречались довольно редко.
Вернувшись в комнату-кабинет, Сергей забаррикадировал тяжелым столом входную дверь. Достал из своих запасов кусок рыболовной сети, закрепил его с внутренней стороны оконной рамы. Снаружи за отблеском грязного стекла сеть была не видна. Но ее ячейки были своеобразной страховкой: они могли остановить брошенную в окно гранату и, отпружинив, выкинуть обратно. Надежная защита от того, чтобы проснуться от звука битого стекла и перекатывания «эфки» по полу. О подобной практике «зачисток» местности Сокольских знал не понаслышке.
Устроив лежбище возле стены, Птица достал остатки провизии и, привычно разогрев ее над пламенем сухого спирта, наскоро перекусил.
Укладываясь спать, Сергей зажал в кулаке амулет с трубящим ангелом. Пластинка быстро нагрелась от тепла рук. Подушечками пальцев можно было нащупать на полированном металле малейшие неровности и царапины. Вновь размышляя о том, какой смысл вкладывал художник в изображение на амулете, Сергей и сам не заметил, как сомкнул глаза.
Сном это назвать было нельзя, скорее дремой, когда человек одной ногой находится в реальном мире, а второй – в воображаемом.
Сквозь грязный сумрак приютившего его помещения Серега разглядел туннель. Унылую вытянутую в кишку трубу, без начала и конца. Ни света, ни звука, ничего, кроме вязкой пустоты. На корточках, обхватив руками колени, сидел наголо стриженный мальчишка: не по-детски обреченный взгляд, резко очерченные скулы, потрескавшиеся губы. Знакомый облик попавшего в беду человека.
Птица медленно подошел поближе, чтобы рассмотреть парня. Тот был одет в казенные серые суконные штаны и куртку. Над правым нагрудным карманом белел прямоугольник ткани с аккуратно выведенными буквами: «Сокольских Д. Ю. Второй отряд». У Сергея нехорошо застучало в висках.
Этот парнишка был его родным племянником, Димкой, сыном ушедшего из жизни брата Юрия, который вместе с женой погиб пять лет назад. Их красный жигуль раздавила тяжелая фура заснувшего за рулем дальнобойщика. Осиротевший Дима жил сначала у двоюродной бабки, а потом, связавшись с местной шпаной, попал в колонию для несовершеннолетних. Поделать с этим Птица ничего не смог. Когда вести о случившемся дошли до него, было уже слишком поздно. Простить себе этого Сергей так и не смог.
Потом, словно искупая эту вину, он навещал племянника всякий раз, как только выдавалась такая возможность. Привозил посылки на «малолетку», писал письма. Срок Дмитрия шел к концу, и уже через год парень должен был покинуть стены исправительного учреждения. А вот гляди же ты.
Сокольских вспомнил Костю Шухера.
– Димка, ты… тоже умер? – Птица с трудом подбирал слова, все еще надеясь, что происходящее – просто дурной сон.
Парень вскинул голову и каким-то хриплым, совершенно чужим голосом ответил:
– Нет, дядя Сережа. Пока еще нет. – Он помолчал, а потом добавил: – Хотя уже должен бы. – И, поддернув рукав куртки, показал разрезанные на руке вены.
Кровь черными разливами медленно впитывалась в хлюпающую ткань. С трудом отведя взор от располосованной худой мальчишеской руки, Сергей заметил красный треугольник, пришитый возле «зэковского» плеча.
– А-а-а… – Проследил его взгляд Димка. – Это я за «актив» «стойку держу». – Парень прикрыл глаза. – Тяжело на «малолетке», дядя Сережа. Вы вот воевали, но даже представить себе не можете, каково здесь. А вены свои я ворам в карты проиграл. У меня другого выхода не было. – Он опять замолчал и как-то нехорошо, с бульканьем, закашлялся: – Даже не больно было. В ШИЗО холодрыга, так что я вроде как заснул. Вот «кум» наш удивится.
Птица внутренне содрогнулся, представив, как начальник оперативной части колонии, на жаргоне «кум», по зову дежурного зайдет в помещение штрафного изолятора. И найдет там худого, скорчившегося в луже крови мертвого мальчишку.
– Туннель видел. Думал, сказки все это. Оказалось – правда. Как будто поднимает тебя и тащит, – продолжил племянник, – только «голый вассер» вышел, то есть облом. Дернуло меня куда-то в боковое ответвление, оказывается, такие есть. Чудно все это… – Парень опять закашлялся и закрыл рот кулачком.
– Почему все это происходит? – потрясенно спросил Сергей. Сначала сослуживец, теперь племянник. Череда мистических видений смешала в кучу явь и небыль.
– А действительно – почему? – Дима повторил вопрос и заинтересованно посмотрел на родного дядю.
– Может быть, я тоже умираю? – Птица вдруг успокоился и присел рядом с племянником.
– Нет, вы-то живы… – Пацан к чему-то прислушался. – И я, кажется, тоже… не умру. Но я вам должен кое-что сказать. Это важно! – Он покрутил тощей шеей и прищурил левый глаз.
Птица кивнул:
– Говори, Димка.
– Вы должны спешить, дядя Сережа. Беда просыпается. Торопитесь уйти из того места, где вы сейчас находитесь!
– Из комнаты? Со старого завода? – удивился Сергей.
– Нет! Вообще. Если захотите, то можете вернуться позже, когда все произойдет. Многие потом вернутся. Но если сейчас останетесь – погибните!
Выслушав, Сокольских грустно ответил:
