Я посмотрел в зеркало. Олег со своими людьми потерялся где-то далеко позади, даже свет их фар пропал во мгле. Я закурил.
Чудом избежав заноса на очередном повороте, я вздрогнул от радости: есть! Метрах в семидесяти, явно осторожничая, двигался чёрный джип. Я приблизился ещё и посмотрел на номер: 585. Ошибки быть не могло. За рулём джипа сидел Сысой. Выйдя на встречную полосу, я поравнялся с «Лэндом» и нажал на клаксон. Чёрная машина чуть вильнула, и её окно с моей стороны поползло вниз.
— Сысой! — вне себя от радости, заорал я. — Тормози, сукин сын! Тебе всё равно крышка!
Водитель «Лэнда» показал мне средний палец правой руки и закрыл окно. Потом наддал и принялся уверенно уходить от меня, маяча огнями габаритов впереди. Я зарычал от возбуждения и снова поравнялся с ним, оставаясь на встречной полосе. Так мы и мчались нос к носу, пока «Лэнд», вильнув влево, не попытался выбросить меня с трассы. Ругаясь на чём свет стоит, и с трудом удерживая руль, я выровнял машину и, догнав его, ударил дугой, гнездящейся на капоте, в зад. Фонари джипа рассыпались и погасли, как искры костра в ночном лесу, но сам он продолжал двигаться вперёд.
Я опять вышел на встречную полосу и ударил его. На этот раз удар пришёлся в бок, почти на уровне задних колёс. Меня крутануло на месте и понесло в обратном направлении. Вращение всё усиливалось, и я выпустил из рук ставший бесполезным руль. Перед лобовым стеклом мелькнула тёмная полоса обочины, и я, кувыркаясь и крича, полетел куда-то вниз.
Машина, перевалившись пару раз через крышу, встала на бок и, отчаянно взвыв, заглохла.
В наступившей тишине было чётко слышно, как крутятся колёса, тихо шелестя в воздухе. Я сидел, придавленный подушкой безопасности, выскочившей неведомо откуда и напугавшей меня больше, чем падение, и гадал, как теперь из-под неё выбираться. Наконец, полузадушенный, сопя и чертыхаясь, я избавился от неё и перелез на заднее сиденье. Придумают же проклятые капиталисты такую гадость, обругал я спасшее меня приспособление. Потом открыл дверь и выбрался наружу. Спрыгнув с разбитой ма шины, я, хромая и приволакивая ушибленную ногу, потащился к дороге.
Итак, всё кончено. Сысой опять ушёл, и смеётся сейчас, наверное, надо мной по дороге в аэропорт. Устало пыхтя, я вылез на шоссе и безнадежно осмотрелся, не мелькнёт ли где огонёк машины Олега.
Ночная трасса была пустынна. Зато я заметил ещё кое-что, заставившее меня забыть о боли в ноге и бегом пересечь дорогу. Я скатился вниз и подбежал к чёрному «Лэнд-Краузеру», упёршемуся крышей в дерево и лежащему на боку. Ударом металл крыши прочно впечатало в толстый ствол, почти надвое разделив салон. Язычки пламени весело плясали, перебегая, у капота.
— Эй, Сысой, ты меня слышишь? — закричал я, подбираясь ближе.
— Махницкий… помоги мне, — донёсся из машины хриплый стон моего врага.
— Черти в аду пускай тебе помогают, — сплюнул я. — Ну что, философ, доигрался? А жить-то, небось, охота?
— Двери заклинило… помоги, — он уже даже не стонал, а клокотал сипло, чуть слышный в треске разгорающегося автомобиля. — Чего ты хочешь? Проси, я дам…
— Чего я хочу? Я хочу, чтобы ты перед смертью думал о людях, которых убил. Думал о Коле Буланине, которого так и не дождётся мать. О всех тех, кого вы расчленили и упаковали в контейнеры для богатеньких иностранцев. Вспомни о них сейчас, в этом горящем гробу. Будь ты проклят, гад. До встречи в аду, — я плюнул в оранжевый язычок пламени, играющий на бензобаке, повернулся и неторопливо побрёл к дороге.
Сзади громыхнуло, и взрывной волной меня швырнуло на землю. Сверху посыпались куски искорёженного металла и какие-то огненные хлопья. Я завозился, приподнимаясь, и сел. В голове была пусто и не хотелось ни о чём думать. Вот и станцевали мы с тобой, Махницкий, танго со смертью, чувственный танец под аккомпанемент хоровода кружащихся снежинок, кривя губы, усмехнулся я, и похлопал себя по карманам, отыскивая сигареты. Рядом полыхал огромный костёр, озаряя округу бликами пламени.
Ветер швырнул в меня клок чёрного едкого дыма, заставив натужно закашляться и вымазав в саже. Вытирая слезящиеся глаза и размазывая грязь по лицу, я отполз подальше и закурил, удивляясь солёному вкусу во рту. Потом с недоумением уставился на небольшую чёрную струйку, капля за каплей льющуюся на снег передо мной.
Дотронувшись до носа, я скривился и махнул рукой. В горячке и не заметил, что он сломан. Бог с ним, нос мне уже дважды ломали. Переживу и третий. Ничего, срастётся.
Я устроился поудобнее, поджав под себя моги. Крепкий аромат табака защипал язык и немного развеял туман в голове. Снежинки, кружась, опускались и таяли на чумазом лице, приятно холодя кожу. Я лёг на спину и подумал о том, как давно не был в зимнем лесу.
Да, вот осень и закончилась. Снег повалил гуще, засыпая глаза и копошась в волосах ледяными пальцами. Скоро, значит, Новый год, почему-то подумалось мне. Будет хорошо и весело. И в жизни, наверное, будут ешё не только серые дни и недели, которые я так не люблю, но и много-много интересного. По крайней мере, на это стоит надеяться, иначе зачем вообще жить?
— Эй, Саша, ты чего здесь разлёгся, — ворвался в мои размышления голос Олега. Он озадаченно склонился надо мной.
— Не трогай меня, пожалуйста, — попросил его я. — Я остаюсь здесь, в этом лесу. Через месяц обрасту шерстью и буду выпрашивать у проезжающих сигареты в обмен на снимок рядом со мной.
— У него шок, — определил Олег. — Братва, берите его аккуратненько, и грузите в машину.
— Тоже мне, Боткин, — прокомментировал я его диагноз.
— Погоди, а кровь откуда? — он по-прежнему не хотел перестать корчить из себя доктора.
— Из носа, — вяло ответил я, сам удивляясь невесть откуда взявшейся слабости.
— Из какого носа! У тебя из ноги хлещет, как из водопроводного крана! — возбуждённо закричал он. — Ничего, Саня, потерпи, сейчас я тебя перевяжу.
— Попробуй, — равнодушно пробормотал я, откидываясь назад и закрывая глаза.
Толя Тосканян, по прозвищу Тоска, улыбнулся мне и приветливо кивнул:
— Саня? Опять ты? Что ж, я рад. Ты в этот раз на совсем, или как?
— Или как, — хотел ответить я, но язык почему-то уже не слушался…
Конец первой книги
