Словно вняв моим мольбам, Господь решил послать мне собеседников. Из припаркованной во дворе девятки вылезли двое парней и быстрым шагом направились ко мне. Что ж, в компании и мёрзнуть веселее, решил я, настороженно прислушиваясь к звукам, доносящимся из моего подъезда. Состояли они преимущественно из мерного топота, хриплого сопения и грозного порыкивания. Не знай я, что динозавры давным-давно вымерли, — решил бы, что на прогулку торопится один из них. А так это, видимо, Митяй, кавказская овчарка размером с годовалого бычка, живущая в соседней квартире, ведёт на прогулку свою хозяйку. Добродушием он никогда не отличался, и при его появлении не то, что чахлые пинчеры и прочая мелюзга — мускулистые ротвейлеры и самодовольные доги норовят, поскуливая, вскарабкаться на дерево, подобно кошкам, и пересидеть там утренний моцион дворового лидера.
Дела, подумал я. Если Митяй сейчас вырвется на свободу, парням из девятки не позавидуешь. Своих он не трогает, а вот чужаков откровенно не любит. Укусить, может, и не укусит, если не сопротивляться, а вот в снегу поваляет, это как пить дать. Не подозревая о нависшей над ними опасности, ребята всё так же бодро спешили ко мне.
— Стойте! — закричал я им, запечатывая спиной дверь подъезда.
Куда там! Вместо того, чтобы внять предупреждению или хотя бы задуматься о его причинах, они лишь ускорили шаг, зачем-то вытаскивая из-под курток оружие. При этом в каждой руке у них оказалось по пистолету, и я невольно удивился: неужели по-македонски, с двух рук стрелять умеют? Молодцы! Я вот так и не освоил это упражнение. Моё восхищение вновь прибывшими продолжалось недолго. Резкие хлопки выстрелов, рассыпавшись по двору, практически совпали по времени с поистине чудовищным ударом в спину. Это рассвирепевший Митяй, обнаружив препятствие в виде запертой двери, пошёл напролом. Впрочем, с его весом особых усилий и не требовалось. Моё бренное тело перестало изображать из себя подпорку для двери и в изящном пируэте совершило вынужденный перелёт по маршруту крыльцо—тротуар. Пикируя, я прислушивался к заунывному пению проносящихся рядом пуль и размышлял на тему того, что карьеру стрелков парням придётся оставить. Потому что Митяй, да ещё в плохом настроении — это, я вам скажу, далеко не фунт изюма.
Пёс рявкнул и молнией пронёсся мимо. Услышав жалобные вопли своих обидчиков, я рискнул встать на четвереньки и осмотреться. Ватага собачатников, наподобие хора в древнегреческой трагедии, застыла в немом ужасе, взирая на схватку титанов. Впрочем, титан был только один, он же мой сосед с простецким именем Митька. Двое других участников побоища на это звание никак не тянули. Побросав оружие, они малодушно пытались укрыться в машине, оставляя по пути обрывки одежды и орошая снег кровью. Но собака не торопилась отпускать незваных гостей, развлекаясь в полном соответствии со своими звериными понятиями о настоящем веселье. Когда двери девятки, наконец, захлопнулись, скрыв от её зубов противника, она тоскливо взвыла и попыталась напоследок прокусить колесо. Машина дёрнулась, пробуксовывая на гололёде, помчалась со двора, скрылась под аркой.
Я встал на ноги. Митяй тут же прибежал и дружелюбно принялся колотить меня по спине толстым твёрдым хвостом.
— Хвалю, — хрипло пробормотал я, стараясь не глядеть на перепачканную кровью морду. — С меня килограмм колбасы.
Митька при слове «колбаса» впился в меня покрасневшими глазками, словно запоминая обещание, и уже совсем миролюбиво ткнулся носом в ладонь, требуя, видимо, чтобы я в качестве аванса почесал ему за ухом.
— Собачку выгуливаете? — прозвучал рядом голос Мишани.
Я вздрогнул и обреченно подумал, что коррида, очевидно, будет иметь продолжение. Неслышно подкравшийся Мишаня сам подписал себе приговор. Но Митька, похоже, уже выполнил норму по разгону чужаков, поэтому он не стал разрывать на части моего телохранителя, а лишь недовольно поднял тяжёлую голову и утробно зарычал.
— Хорош, — продолжал Мишаня, не догадываясь, что ходит по лезвию бритвы. — А погладить можно?
— Погладь, если жить надоело, — ответил я, изо всех сил прижимая к себе собаку.
— А морда у него почему в крови? — не унимался он, бестрепетно похлопывая по морде ошалевшего от такой наглости пса. — Неужто сырым мясом кормите?
— Ага, — буркнул я. — Человечиной. Иди в машину, пока он и тебя не слопал.
— Не-а, — беспечно сказал Мишаня. — Меня собаки любят. Мы с ними типа родственные души.
— То-то я смотрю, вы с Митькой чем-то похожи. Прям близнецы, ей-богу.
— Ну, вы как скажете, — обиделся Мишаня.
Митяю сравнение тоже не очень понравилось. Он
высвободился из моих объятий и вразвалочку потрусил прочь.
— Куда поедем? — поинтересовался Мишаня.
— В офис, — ответил я, забираясь в джип. — И включи печку. Замёрз, пока тебя дождался, аж потряхивает.
— Может, вы заболели, босс? — жизнерадостно предположил Мишаня. — Я смотрю, вы и бледный какой-то. Прямо как простыня.
— Ты меня ещё с кальсонами своими сравни, — фыркнул я. — А чувствую я себя нормально. Даже хорошо, — ответил я, откидываясь на спинку сиденья и тихо радуясь жизни.
Машина взревела и сорвалась с места, обдав клубами выхлопных газов собачатников, всё также удивленно взирающих на происходящее широко распахнутыми от изумления глазами. Итак, кому-то по-прежнему не терпится прописать меня на старом городском кладбище, подумал я, щёлкая зажигалкой. Хотя, чему тут удивляться. Вчерашний собеседник Валяева, так, к сожалению, и оставшийся неизвестным, уверенно пообещал нашему банкиру, что больше я его беспокоить не стану. Знал, получается, о чём говорил. Другое дело, что выйти на этого загадочного гражданина пока не представляется возможным. Жаль, очень жаль. Уверен, что разговорись он, и многое в нашей с Олегом непростой жизни сразу бы прояснилось. Видимо, придётся мне нанести ещё один визит в банк «Авраам». То-то Денис обрадуется, увидев меня живым и здоровым. Авось на радостях опять захочет повидаться со своим благодетелем. И в этот раз я его не упущу.
Обосновавшись в Богдановском кабинете, я включил чайник и, всё ещё подрагивая от озноба, приник к батарее. Здоровый образ жизни — штука, конечно, хорошая, рассудил я, чувствуя, как по телу разливается живительное тепло, но для меня явно неподходящая. Более того, опасная. В кои-то веки выбрался постоять на крыльце — и на тебе, тут же нарисовалась пара архангелов, чуть не изрешетивших меня в македонском стиле. Чайник забурлил, исходя паром, и отключился. Я устроился в кресле, задрав ноги на стол, и принялся вспоминать, как зовут бывшую Богдановскую, а теперь, получается, мою, секретаршу. Отчество пришло на ум быстро, а вот с именем пришлось помучиться. С ещё большим скрипом я научился произносить всё это вместе без запинки. Чего только не сделаешь для пользы дела, чертыхнулся я, набирая номер Горенца.
— Олег? Привет, это я. Чем порадуешь, дружище?
— Меня бы кто порадовал, — буркнул он в ответ.
— Что рассказал охранник, который навёл на меня киллеров? Или и эта птичка успела упорхнуть?
