— Кстати, недавно Богданова взорвали, тренера твоего бывшего, — сказал дядя Паша, бросая окурок в вазу с цветами и не обращая ни малейшего внимания на негодование жены по этому поводу.
Я поперхнулся и отчаянно закашлялся. Пельмень в моем горле застыл в раздумье, но в конце концов образумился и скользнул в желудок.
— Как? — прохрипел я, вытирая выступившие слёзы.
— Так, — дядя Паша невозмутимо принялся колотить меня по спине. — Ему-то самому ничего, не успел в машину сесть. Повезло, в общем. А тачку разнесло, да. Жаль, конечно. У него «лексус» новенький был. Да ты должен был её видеть, в одном дворе ведь живёте.
— А кто взорвал? — спросил я, уворачиваясь от крепких ладоней дядьки, которому явно понравилось лупить меня по спине.
— Откуда ж мне знать? — он наконец оставил меня в покое. — Что, полегчало?
— Ага, — я отодвинулся от стола и сунул в рот сигарету. — Но ведь кто-то же его заказал?
— Конечно. — Дядя Паша тоже закурил. — Ты ещё не вздумай туда соваться, — вдруг нахмурился он. — И вообще, Александр, я с тобой хотел серьёзно поговорить. Ты когда прекратишь во всякие истории влипать? Ты себя в зеркале видел?
— Видел, — нехотя признал я.
Нет, ну что за день! Все вокруг, словно сговорившись, учат меня жизни. Как будто я специально только тем и занимаюсь, что ищу неприятности на свою бедную голову.
— Выводы сделал? — не унимался настырный родственник.
— Что ты опять пристал к ребёнку? Он ещё после аварии толком в себя не пришёл, а ты лезешь со своими нотациями! — возмутилась тётка.
Я с благодарностью посмотрел на неё. Зря, кстати. Потому что она погладила меня по бритой голове и сказала:
— Ничего, Саша. Вот отрастут волосики, мы тебя женим, и будешь жить, как все нормальные люди. У меня уже и девушка есть на примете. Из очень хорошей семьи, между прочим, — и она многозначительно уставилась на меня, явно ожидая, что я поощрю её начинание.
Я охнул и откинулся на спинку стула. Нет, родственники точно решили меня доконать.
— Вам, наверное, уже пора? — слабым голосом предположил я. — Спасибо, что не забываете. Обязательно заходите как-нибудь ещё.
Тётка обиженно поджала губы и принялась убирать со стола пустую посуду. Дядя Паша тоже принялся одеваться, попутно читая мне лекцию о том, как я должен себя вести в будущем. Проводив гостей, я доплёлся до кровати и рухнул на неё в изнеможении. Если до их прихода у меня болела голова, то теперь заболел ещё и живот, набитый до отказа тёткиной стряпнёй.
— Махницкий, вы будете обедать в палате или пройдёте в столовую? — льда в Светином голосе со времени нашей последней встречи ничуть не убавилось. — Господи, как здесь накурено! Кто разрешил вам курить в палате?
— Пастухов, — нахально соврал я.
— Евгений Петрович не мог этого позволить, — ответила она, распахивая форточку. — Впрочем, то, что вы постоянно лжёте, я уже поняла. Так как с обедом?
— Объявляю голодовку, — обиженно произнёс я, — которая продлится до тех пор, пока вы, Светочка, не улыбнётесь мне своей очаровательной улыбкой.
— Для вас я не Светочка, а Светлана Алексеевна, — вздёрнула она хорошенький носик. — И улыбаться я вам не собираюсь.
— Очень жаль, — протянул я. — Тогда хотя бы померяйте давление. Голова раскалывается.
Она недоверчиво посмотрела на меня, но потом взяла тонометр и присела на кровать.
— Можно мне положить руку вам на колени? — спросил я. — Вам так будет гораздо удобнее.
— Нет, — отрезала она, захлёстывая манжету на моей руке и накачивая её. — Сто сорок на девяносто. Повышенное.
— Неудивительно, если учесть, что вы рядом, — усмехнулся я, а про себя подумал, что раньше со мной таких неприятностей не случалось.
— Подождите, сейчас я принесу таблетку.
— Вместе с таблеткой захватите для меня немного вашей благосклонности, — попросил я.
Готов поклясться, что, выходя из палаты, она улыбнулась. Довольный, я потянулся за сигаретой, но рука повисла в воздухе. Если после сотрясения у меня начало шалить давление, то о табаке придётся забыть, хотя бы на время. Как это сделать, я не представлял, поэтому сунул в рот сигарету и сосредоточенно закурил. Вернувшаяся Света принесла таблетку, снова отругала меня за курение, конфисковала сигареты и сделала напоследок укол, от которого я немедленно задремал.
Проснувшись, я долго лежал, глядя в вечернее небо за окном. Месяц неторопливо гулял по нему в окружении свиты звёзд, роняя на землю слабый неяркий свет. Внизу, под окном, прошёл кто-то, и снег звучно захрустел под его каблуками. Я потянулся и понял, что пора бы мне подумать о переходе на амбулаторную форму лечения. Залёживаться в больнице я не собирался. Мелочи вроде царапин на голове и раны на ноге меня не очень беспокоили. Сломанный нос — тоже. Я осторожно прислушался к себе. Голова больше не болела, и весь организм был, на мой взгляд, почти в порядке. Пора, пора на свежий воздух. Потихоньку восстановлю спортивную форму, брошу курить и ввязываться в сомнительные истории… Неизвестно, что ещё я мог себе наобещать, но тут дверь приоткрылась, и из коридора донёсся голос Светы:
— К нему нельзя. Видите, он спит.
— Я уже не сплю, милая Света, — я появился в дверном проёме, завязывая пояс халата. — Хотя вам, конечно, большое спасибо за такую заботу.
— Это мой долг, — фыркнула она и ушла, стуча каблучками.
Я проводил её зачарованным взглядом.
— Жив ещё, курилка, — Костя Кузьмин радостно обнял меня и бесцеремонно впихнул обратно в палату. — Махницкий, с тебя, между прочим, интервью. И не отпирайся, ты обещал. Аня не даст соврать.
Я включил свет и посмотрел на нарушителя спокойствия долгим пристальным взглядом. Однако смутить Костю, моего друга детства, было невозможно. Не обращая никакого внимания на взгляд, который, по моему замыслу, должен был ввергнуть его в трепет, он залез в одну из кастрюлек, стоящих на столе, сунул в рот котлету и повернулся ко мне, жующий и довольный.
— Аня, — трагическим голосом произнёс я. — Мне искренне жаль вас. Связать жизнь с этим чавкающим монстром — ваша роковая ошибка. Бросайте его, пока не поздно.
Аня — невеста Кости. Вообще-то, под таким кодовым названием у Кости проходило множество женщин, и лишь двум из них «посчастливилось» стать его жёнами. Но с этой рыжеволосой обладательницей роскошных форм у него, по-моему, всё серьёзно, как никогда. По крайней мере, ревновать её ко мне он начал ещё до свадьбы, чего за ним сроду не замечалось. Аня, смеясь, подошла ко мне и поцеловала в щёку. Ноздри защекотал тонкий аромат её духов.
— Я рада, Саша, что вам лучше, — сказала она.
— А Костю бросать уже поздно. Мы поженились на днях.
— Как? — я захлопал ресницами. — Что значит — поженились? А я? Без меня, значит, свадьбу сыграли? Эх вы, друзья называется.
