– Она заставила меня… почувствовать, – повторила Астара как будто по принуждению.
– Тогда расскажи мне, что ты почувствовала, – настаивал он.
Почти не думая над своим ответом, Астара спокойным голосом процитировала строки из Аристида:
– «Из всех божественных даров, ниспосланных людям Элевсин самый ужасный и самый великолепный».
Не успела она договорить эту фразу до конца, как Вулкан повернулся к ней, и в его глазах снова промелькнуло удивление.
– Так кто же ты? Бога ради, ответь! – воскликнул он. – Откуда тебе известны такие вещи и почему ты вдруг пришла ко мне на старую мельницу?
Астара улыбнулась, подыскивая слова для правдоподобного ответа. Но тут ее выручило появление Чанга с подносом в руках.
– Могу я отведать жасминного чаю? – с невинным видом осведомилась она.
– Вероятно, мне ничего не остается, как позволить тебе это, – проворчал Вулкан. – Все равно из-за тебя у меня перестала ладиться работа!
– Прости, мне очень жаль. Может, я лучше помолчу?
– Теперь это уже не поможет. Все равно я буду думать о тебе и гадать, что ты скажешь, если начнешь говорить.
– Кажется, я все делаю неправильно и все порчу. Тебе следует укротить свое любопытство. А может, мне лучше уйти отсюда и больше никогда не возвращаться?
Она намеренно провоцировала Вулкана, и тот клюнул на приманку и нервно подскочил на стуле.
– Не смей этого делать! – воскликнул он. – Иначе даю слово, что я прокляну тебя, а я, можешь мне поверить, научился кое-каким весьма действенным проклятьям во время своих путешествий.
– Я не боюсь, – ответила Астара. – Пусть ты знаешь страшные проклятья, но мне, богине любви Афродите, они не причинят никакого вреда.
– Проклятьем может стать сама любовь.
– Ты это обнаружил… сам?
– Ну, кто из нас теперь проявляет любопытство? – усмехнулся Вулкан.
Они прошли в другой конец мастерской, к маленькому столику, уже накрытому скатертью, на который Чанг поставил чайные принадлежности.
Чай был подан в китайском чайнике, а чашки, круглые и без ручек, оказались из тончайшего фарфора.
Астара осторожно прикоснулась к одной.
– Какая прелесть! – восхитилась она. – Теперь я понимаю: этот дом нужен тебе для того, чтобы хранить все свои сокровища. Ты покажешь мне до моего ухода остальные комнаты?
– Когда тебе нужно уходить? – спросил Вулкан.
Астара быстро обдумала вопрос. Она почти не сомневалась, что дядя и кузены вернутся в Уорфилд-хауз не раньше пяти часов вечера, но все-таки ей следовало хотя бы ненадолго их опередить.
– А куда ты направишься, когда выйдешь из моего дома? – задал Вулкан новый вопрос. – Не думаешь ли ты, что я позволю тебе исчезнуть просто так, тем более после твоей угрозы больше не возвращаться?
Разливая чай в изысканные чашки, Астара ответила:
– Обещаю тебе, что стану приходить сюда, только, возможно, не в то время, которое требуется тебе.
– Буду благодарен и за такие маленькие милости, – проворчал он. – Пусть даже совсем ненадолго, только приходи!
– Я непременно постараюсь. Прошу тебя, поверь, что я приложу для этого все силы. Вот только не могу обещать тебе невозможного.
Вулкан встал со стула и раздвинул шторы, закрывавшие южное окно.
В мастерскую хлынули золотые солнечные лучи; они прикоснулись к голове Астары и рыжеватыми огоньками заиграли в ее волосах.
Вулкан замер, да так и стоял, не отрывая глаз от своей гостьи, а потом снова сел за столик рядом с ней.
– Дай-ка я погляжу на тебя, – произнес он. – Ты не англичанка, угадал?
– Не совсем. Я англичанка, но во мне есть греческая кровь…
– Греческая! – прервал он ее объяснения. – Я и сам мог бы догадаться об этом, глядя на форму твоего носа.
– …совсем немножко, – договорила она.
– Поразительно, насколько упорна порода! Впрочем, Афродита, разве ты можешь быть кем-нибудь еще?
Она насмешливо улыбнулась ему, а затем, когда их взгляды встретились, почувствовала странный прилив робости.
Астара слегка удивилась – ведь она оставалась неизменно равнодушной под градом комплиментов, источавшихся Уильямом и Лайонелом, а также другими ее поклонниками в Риме и Париже. Но во взгляде Вулкана было нечто совершенно иное, чем у остальных.
Внезапно она показалась себе очень юной и если не смущенной, то робеющей, как робеет женщина рядом с очень мужественным человеком, если принадлежит ему не только душой, но и телом.
Такого с ней не случалось ни разу в жизни, промелькнуло у нее в голове. Она поднесла к губам горячий чай и сделала глоток, ощущая пальцами хрупкость фарфора даже под пристальным взором Вулкана.
– Ты прелестна, невероятно прелестна! – произнес он. – Мог ли я предполагать, что именно в Англии, и, более того, в деревне, я найду именно то, что мне требовалось для завершения самой последней картины в моей будущей книге?
– Ты покажешь мне остальные?
– Возможно. Но только не сегодня. Мне хочется, чтобы, уходя от меня, ты думала только о Персефоне. Я хочу направить твои мысли и чувства в нужное мне русло, чтобы они соответствовали моему замыслу.
Астара улыбнулась.
– Ты предлагаешь мне все это время, пока я буду отсутствовать, не думать ни о чем другом?
– А разве может быть что-нибудь важнее? – воскликнул он. – Когда моя картина будет закончена, ты станешь частью истории – истории прошлого и будущего.
– Истории Географического общества?
– Совершенно верно! – с пылом подтвердил он. – А здесь, в Англии, если тебе интересно это знать, книга будет издана Ассоциацией исследователей внутренних районов Африки.
Астара едва удержалась от возгласа, ее отец несколько раз выступал с докладами на сессиях Ассоциации, когда удавалось уговорить его рассказать о своих экспедициях по Африканскому континенту.
– Где ты побывал в Африке? – спросила она.
– Во многих местах, – ответил Вулкан, – но ты должна сосредоточиться сейчас на Персефоне, а также на Олимпе, который ты наверняка прекрасно знаешь.
– Меня никогда не покидало ощущение, – заметила Астара, – что истинная причина, по которой боги и богини так часто вступали в связь со смертными людьми, кроется в том, что им со временем надоедали золотые столы Олимпа, уставленные небесным нектаром и амброзией.
– Могу сказать, что ты совершенно права, – улыбнулся Вулкан, – а еще я рад, что мой тезка занимался на земле разными интересными вещами.
