– Никто тебя грязью не поливал, – настаиваю я. – Просто один друг заботится о другом друге.
– Скорее один друг мутит какое-то дерьмо. Что за телка сказала тебе это?
– Я же сказала тебе, я не знаю девушку, которая была на вечеринке.
– Но кто из Теты тебе это сказал?
– Неважно. Она обратила на это мое внимание, потому что мы заботимся друг о друге, но в любом случае она тоже не думала, что там было что-то не то, – лгу я.
Нико выглядит удовлетворенным.
– Хорошо. И я рад, что ты тоже не поверила в этот бред. – Он тянется через стол, берет меня за руку и переплетает наши пальцы. – Ты же знаешь, что я бы никогда с тобой так не поступил.
16
Деми
У меня возникает желание отменить в следующий понедельник сеанс с Хантером. Мы не разговаривали с той поездки в Бостон, только один раз он написал с вопросом, в силе ли сегодняшняя встреча. Мне кажется, он надеялся, что я все отменю. Но этот предмет важен для меня, и я хочу хорошо выполнить проект. Это означает, что надо проглотить обиду и продолжать видеться с ним каждую неделю.
Возможно, Хантер правда старался ради меня, когда обвинял Нико, но все, с кем я говорила за прошедшую неделю, убеждали меня, что, что бы ни произошло между Нико и той девушкой, это было абсолютно невинно. Когда мы были в одном из баров кампуса несколько дней назад, Дариус отвел меня в сторону и сказал: «Слушай, меня даже не было там в тот вечер, но все равно я могу сказать тебе, что это бред».
Я была рада услышать это от Дариуса. Коллеги Нико тоже его поддержали, но их я знаю не так хорошо, как Ди. К тому же… я бы никогда не сказала это вслух, но я считаю Стиви, Родди и других настоящими придурками. Я подозреваю, что они стояли бы за Нико горой независимо от того, виновен он или нет, потому что мужская дружба для них все. А Дариус – наш общий хороший друг, поэтому я знаю, что мне он врать не будет.
Тем временем Нико с того нашего разговора стал супервнимательным. Настолько, что опасно приблизился к подлизыванию. Я сильно стараюсь смотреть на это не так цинично, а еще сильнее хочу оставить это позади. Он сказал мне, что ничего не было, а я сказала, что верю ему. Это означает, что надо отпустить весь негатив и прекратить подозревать его во всем и ставить под сомнение его мотивы.
Я уже на грани, пока жду, когда придет Хантер, и от стресса пожираю пачку чипсов.
ХАНТЕР: Меня впустила Джози. Я поднимаюсь.
Мгновение спустя он стучит в дверь. Я кричу между громкими хрустами:
– Заходи!
Появляется Хантер, засунувший в карманы потертых джинсов большие пальцы. Джинсы не обтягивающие, но сидят все равно хорошо, а узкая черная футболка от Андер Армор прекрасно демонстрирует его мускулистую грудь. Темные волосы взъерошены, а щеки покраснели.
– Там ветрено, – бормочет он, проводя ладонью по волосам.
– Вечером обещали грозу.
– Хорошо. А то уже середина октября – почему до сих пор так жарко?
– Глобальное потепление, – отвечаю я.
– Да, это проблема.
О боже. Куда мы катимся. Мы обсуждаем изменение климата. И он смотрит даже не на меня, а на свои тимберленды. Обычно раскатывающихся между нами легкости и юмора больше не видно.
Когда Хантер занимает свое место на козетке, то не ложится, как делает это обычно. Он сидит, и его большое мускулистое тело остается напряженным.
– В общем, погнали.
Я стискиваю зубы.
– А можно чуть побольше энтузиазма в голосе?
– К тебе тот же вопрос, – парирует он.
Я кладу пачку чипсов на тумбочку. Хорошо. Видимо, так все дальше и будет. Я открываю папку, которую использую для проекта, и достаю последний заполненный мной бланк.
Проведя уже несколько сеансов, я считаю, что все-таки это нарциссическое расстройство личности. «Дик Смит» подпадает под все диагностические критерии, указанные в DSM-5
[18]. Но проблема в том, что нарциссисты обычно не знают о том, что они нарциссисты, то есть любой анализ приносит пользу только как источник информации. И тот факт, что они имеют обыкновение переиначивать события, еще больше усложняет весь процесс.
Это значит, что психотерапевт должен задавать правильные вопросы. Вычленять самое важное и искать возникающие закономерности, например, когда пациент описывает некое взаимодействие, и его реакция этому не соответствует. И даже не спрашивайте про лечение. Если нарциссист не признает себя нарциссистом, как вообще можно вылечить его нарциссизм?
Эх. Этот диагноз меня не особо радует. Я бы предпочла что-то более однозначное типа тревожного расстройства. По крайней мере те, кто им страдают, обычно знают, что у них проблема.
– Почему, по вашему мнению, вы проходите психотерапию? – спрашиваю я своего псевдопациента.
– Я же говорил вам: моя жена этого хотела.
– То есть вы не считаете, что вам это нужно?
– Не-а. – Хантер скрещивает лодыжки и поднимает взгляд к потолку. – Со мной все нормально.
– Чтобы получить пользу от психотерапии, не обязательно, чтобы с вами или кем-то еще было что-то ненормально.
– Люди, ходящие к мозгоправам, – слабаки. Я делаю это только для того, чтобы спасти брак.
– Почему вы хотите спасти брак?
Он фыркает.
– Потому что в моей семье никто не разводится. Развод – еще один признак слабости. Показатель твоей неспособности усердно работать ради достижения своей цели.
– И ваша цель – спасти брак.
– Да.
– Потому что если вы разведетесь, то будете плохо выглядеть в глазах вашей семьи и коллег?
– Нет, потому что я люблю свою жену. Я хочу все сохранить ради нее и своего сына.
– Вашего сына?
О боже. Сюжетный поворот! Я неделями ждала чего-то такого.
Моя ручка тут же нависает над бумагой, готовая подробно записывать.
– Вы впервые упомянули своего сына.
– Раньше это было ни к чему. Проблемы с моим браком никак с ним не связаны.
– Да, но для меня было бы очень полезно больше понимать ваш семейный союз, – замечаю я. – Мне нужно знать все факты.
Хантер смотрит на меня, прищурив глаза.
– Ясно. То есть знать все факты – это все-таки важно?
От такого выпада я напрягаюсь, потому что он явно направлен на меня, Деми, а не псевдодоктора Дэвис.
– Если факты правдивы и имеют отношение к разговору, то да. Если кто-то без причины наводит панику, то нет.
