– Господи! – восклицаю я. – Вам незачем оружие!
– Что за оружие?! – Деми начинает извиваться у меня на коленях, возобновив попытки высвободиться.
Если бы полицейского тут не было и мы были бы только вдвоем, то все это дикое копошение вызвало бы горячую реакцию моего члена. Но коп здесь, поэтому член у меня вялый, и я в секундах от того, чтобы разразиться маниакальным смехом. Что вряд ли понравится все более раздражающемуся полицейскому.
Как оказалось, он только хотел взять рацию.
– Мне понадобится подкрепление на линии девять, шоссе Сорок восемь. Подозреваемые остановлены за опасную езду и занятие оральным сексом в движущемся транспорте, и сейчас они сопротивляются аресту. – Рация трещит.
– Я не занимаюсь оральным сексом! – рычит Деми. – Поверьте, я бы с радостью занялась с ним оральным сексом, но он на воздержании.
Простите, что?
Она сказала, что с радостью занялась бы со мной оральным сексом?
– Ты серьезно, Деми? Ты правда хочешь отсо… сделать это? – Мой разум кружится как карусель. Во время всех разговоров о наших отношениях я искренне верил, что она предлагала мне мутить с ней только в шутку. Поэтому я никогда не позволял себе… надеяться на большее?
– Я же говорила, что мне надо с кем-то замутить, и я хочу замутить с тобой.
Ее голос приглушен, а пальцы продолжают теребить ухо. Но желание Деми мне отсосать мы можем обсудить потом. Сначала мне надо достучаться до этого упрямого полицейского.
– Сэр, – спокойно говорю я. – Пожалуйста. Я понимаю, на что это похоже, но мы не ведем себя непристойно. Мы оба одеты. Мой член в штанах.
– Где ваши права и документы на машину?
– В бардачке, но я никак не могу…
В машине раздается триумфальный возглас, и в воздухе внезапно, как чертик из табакерки, появляется голова Деми.
– Я сделала это! – Она судорожно трет свое левое ухо.
– Вот черт, – говорю я, пока она двигает рукой. Мочка ее уха густо покраснела и опухла до тройного размера, а на кончиках пальцев видны пятна крови.
Она права. Серьги-кольца надо запретить.
– Вот видите! – Ее голос наполнен облегчением, и она умоляюще глядит на полицейского. – Его штаны застегнуты. Мы не делали ничего такого. И мы только выпили по одному пиву. Ну, я – два пива.
Я сдерживаю стон.
Черт побери. Выпивка тут вообще никак не фигурировала. А теперь, благодаря ей, фигурирует.
Копу официально надоело нам потакать.
– Мне нужно, чтобы вы оба вышли из машины. Живо.
– Это камера для пьяных? – спрашивает Деми час спустя.
Она, судя по виду, абсолютно не впечатлена зоной ожидания в единственной тюрьме Гастингса. В большой камере сейчас сидят три человека: мы и мужчина средних лет с густой бородой, спящий на одной из скамеек. Он дергается во сне и каждые несколько секунд стучит ступней по решетке.
Да, мы за решеткой, и все благодаря большим кольцам.
– Может, тут лучше, когда ты на самом деле пьян? – предполагает она.
Я смеюсь, откидываясь спиной на бетонную стену, и расслабляюсь на металлической скамье. Под моими ногами грязный линолеум. Над моей головой слишком яркие флуоресцентные лампы.
– Ты же знаешь, что ты во всем виновата, – весело говорю я.
– Я виновата? – Ее карие глаза наполняются возмущением.
– Я говорил тебе, что случится, если ты подключишься по блютусу к моей машине.
– Мое подключение по блютусу тут ни при чем.
– Неужели?
– Да. Я уронила телефон.
– Все равно виновата ты.
– Ой, заткнись.
– Это ты заткнись. – Я пододвигаюсь ближе к ней, пока между нами не остается сантиметров тридцать расстояния. – Как твое ухо? – угрюмо спрашиваю я.
Насколько я вижу, оно до сих пор покрасневшее и опухшее, но вроде больше не кровоточит. Высохшая кровь, налипшая на мочку, вызывает во мне укол совести, потому что это я уговорил ее надеть сегодня те серьги.
– Болит, – признается она. – Но, по крайней мере, еще остается на моей голове.
– По крайней мере, – соглашаюсь я. – Прости, что заставил тебя надеть большие кольца.
– Все в порядке. Теперь ты знаешь. – Она уныло вздыхает. – Иногда надо увидеть трагедию своими глазами, чтобы ее понять.
– Да, – говорю я серьезно.
У меня дергаются губы, и, наконец, я начинаю смеяться. Она присоединяется, вытягивая ноги и стуча замшевыми сапогами по линолеуму.
– Как же хочется чупа-чупс, – говорит она.
– Как же хочется свободы.
Это опять вызывает у нее смех.
– Боже. Поверить не могу, что мы в тюрьме. И к тому же за непристойное поведение.
– И мой член даже оставался в штанах!
– Вот именно.
Одинокий дежурный в зоне ожидания глядит в нашу сторону, и я замечаю проблеск веселья в его глазах. Весь последний час он сидел за своим компьютером, что-то печатая.
Понятия не имею, куда исчез арестовавший нас полицейский, хотя технически мы не арестованы. В любом случае никто не зачитал мне мои права. Не зачитаны права? Ха! Я посмотрел достаточно эпизодов «Закона и порядка», чтобы знать, что любой судья в здравом уме в мгновение ока прекратит это дело. Если только у него не плохой день.
Я лично считаю, что у Злого Полицейского была дерьмовая ночь. Мы с Деми не сделали ничего противозаконного, и он это знает. Алкотестеры почти ничего у нас не выявили.
– Какое наказание за непристойное поведение? – с любопытством спрашивает она.
– Понятия не имею.
– Простите… сэр? – Она вскакивает и подходит к решетке. – Какое наказание за непристойное поведение? Смертная казнь?
И опять он, кажется, сдерживает улыбку.
– Для однократных нарушителей обычно штраф.
– Отлично, – щебечет она. – Мой соучастник до неприличия богат. Он может выписать вам чек.
– Эй, на меня не смотрите, – говорит с ухмылкой дежурный. – Дождитесь возвращения офицера Болмана – это с ним вам надо разговаривать.
– Может, офицера Болвана? – ворчит Деми.
Я хихикаю.
– Прикольно.
Она опять обращается к дежурному.
– Разве у нас нет права на телефонный звонок? – требует она.
– Она права, – говорю я, подходя к решетке. – Я хочу сделать телефонный звонок.
– Конечно. Валяйте. – Молодой коп подходит и открывает дверь камеры. Он показывает, чтобы я выходил, и с острым щелчком опять все запирает.