– Она отлично целуется, – признаю я.
Она широко мне улыбается.
– Хочешь повторить?.. – предлагает она.
– Не-а.
Конор фыркает.
– Черт, чувак, ты не очень хорошо действуешь на женскую самооценку.
– Поверь мне, с ее самооценкой все в порядке.
– Да, – подтверждает Деми. – Я абсолютно уверена в своей офигенности.
– Да? – Конор приобнял ее одной рукой и теперь кончиками пальцев другой руки дразняще гладит ее голое бедро.
Несмотря на длинные рукава, черное платье Деми неприлично короткое. Я не помню, чтобы оно было на ней на игре. Когда она успела переодеться? Мне становится трудно дышать. Я недостаточно для этого пьян. И я точно недостаточно пьян, чтобы видеть, как рука Кона скользит вверх, остановившись костяшками на правой груди Деми, и поднимается к шее, которую он тоже начинает гладить.
У нее сбивается дыхание.
– Ты меня только что полапал?
– Нет. – Он непристойно ей улыбается, держа язык между зубами.
– Ты потрогал мою сиську.
– Да, потрогал, а не почувствовал.
– Это одно и то же. Да, Хантер?
Я не отвечаю. Мой рот полностью высушен. Я вспоминаю, как целовался с ней в клубе в Бостоне, как ужасно я хотел накрыть ее грудь обеими ладонями, провести большими пальцами по соскам, пока они не станут тверже льдинок. Но мы были на людях, и я этого не сделал. Я не могу такое сделать даже наедине.
Может быть, наблюдение за тем, как это делает Конор, принесет мне хоть какое-то удовлетворение? Бывает пассивное лапанье сисек?
Но Кон уже переключил внимание с идеальной груди Деми. Он наклоняет голову, и Деми пищит от удивления.
Я напрягаюсь, когда вижу, как его светловолосая голова утыкается ей в шею. А она, наоборот, смягчается, как теплое масло. Ее тело практически тает рядом с Коном, и она даже наклоняет голову, еще больше открывая ему свою шею.
Дышать больше не трудно – это невозможно. Ревность ровными ударами стучит в моей крови. Как и возбуждение. Я должен как можно быстрее встать и уйти. Любое промедление – пытка.
Но моя задница остается приклеенной к диванной подушке.
Конор поднимает голову с тяжелыми от желания веками.
– Я хочу тебя поцеловать, – шепчет он Деми, которая глубоко вдыхает.
Я обхватываю колено пальцами, чтобы они не сомкнулись в кулак.
Кон бросает на меня быстрый взгляд, подмигивает и приближает свои губы к губам Деми.
Мать твою.
Она принимает поцелуй, раскрывая для него губы, и я чуть не матерюсь вслух, когда вижу, как его язык проникает ей в рот.
Я сжимаю зубы. Наконец-то мой голос нашелся:
– Я пойду…
Деми разрывает поцелуй и кладет руку мне на бедро.
– Останься.
Божечки мои. Да, в этой комнате точно больше не осталось кислорода.
– Нет, – выдавливаю я. – Мне кажется, вам, ребята, нужно уединиться.
Конор облизывает нижнюю губу.
– Когда ты был в сортире, я рассказывал Деми о том, как ты вошел в комнату, когда мне отсасывали. Она сказала, что ничего более возбуждающего она не слышала.
Я резко смотрю на Деми, которая соблазнительно изгибает губы.
– Очень возбуждает, – говорит она горловым голосом. – Почему ты к ним не присоединился?
– Я тоже так сказал! – Кон опять начинает ласкать ее шею. Я знаю, когда он присасывается к ее коже, потому что именно в эти моменты она ахает от наслаждения. Когда он опять поднимает голову, то изгибает бровь и смотрит мне в глаза, словно говоря: «Я готов к чему угодно. А ты?»
Я не знаю, что я, черт возьми, чувствую. Я знаю, что тверд, как скала, и что так не должно быть.
Я знаю, что Деми проводит пальцами по волосам Конора длиной до плеч и тянет за светлые пряди, чтобы притянуть его ближе.
Я знаю, что, когда вижу, как соприкасаются их языки, то хочу вырвать его язык и носить его на шее, как военный трофей, пока я трахаю Деми прямо перед ним.
И вот тогда я не выдерживаю. Палящая ревность в моей крови борется с первобытной потребностью, заполняющей все мое тело. Я рычу как собака и вскакиваю на ноги, заставляя Деми встать со мной.
– Нет. Нет, нет, нет, нет, нет.
У нее расширяются глаза.
– Какого черта?!
Конор только хмыкает.
– Мы уходим, – резко говорю я ей. Мой пульс скачет, дыхание неровное.
– Но…
Я затыкаю ее рычанием.
– Хочешь с кем-то переспать? Переспишь на хрен со мной. Пошли.
28
Деми
Я не помню, как мы доехали до дома Хантера. Не потому что я пьяна и не осознаю, что вокруг происходит, а потому что я так полна предвкушения, что не могу нормально думать и видеть. Черт, и слышать я не могу: единственный звук, который я замечаю, – это то, как непрерывно грохочет сердце.
Проломить Хантера было очень легко. Хотя лгать не буду: на мгновение я забеспокоилась, что пересекла черту между тем, чтобы заставить его ревновать и оттолкнуть. Не могу отрицать: целоваться с Конором приятно, но ничто не перекроет головокружительного волнения, когда мы вваливаемся в спальню Хантера и я замечаю ненасытный взгляд на его лице.
Он захлопывает дверь. Запирает ее. Затем движется на меня как хищник и останавливается, когда наши тела находятся друг от друга меньше чем в полуметре.
– Ты уверена? – У него низкий голос. Хриплый.
– Да. – Я сглатываю. – А ты?
Между нами проносится неровное дыхание.
– Да, к несчастью.
У меня отваливается челюсть.
– Серьезно, Хантер? Заниматься со мной сексом – это тако-о-о-е несчастье…
Он прерывает меня поцелуем, и я тут же забываю, о чем я ныла.
Я помешана на поцелуях этого парня. Горячих, страстных, в них ровно столько языка, сколько нужно – без перебора и слюнявости. Он знает, как заставить меня стонать, как соблазнить меня своим уверенным, умелым ртом. Его язык соблазнительно касается моего, а большие ладони опускаются на мою задницу, поглаживая линию кожи, где заканчивается платье Бренны.
– Это платье чересчур короткое, – шипит он мне в ухо, прежде чем проскользнуть под ткань руками и сжать мои ягодицы. В этих стрингах моя задница практически голая.
– Коротко – это плохо? – сбивчиво спрашиваю я.
– Да, когда на твоем бедре лежит рука Конора Эдвардса.
– Ревнуешь?
– Да. – Никакого отрицания, только чистый голод в его темных глазах. Он стягивает с меня платье, отбрасывает его в сторону и отходит назад, чтобы полюбоваться моими трусиками и откровенным бюстгальтером.
