Хантер проводит по моим волосам.
– Ты до сих пор сомневаешься?
– Более чем сомневаюсь. – Я медленно вдыхаю. – Я не хочу туда поступать. – Я впервые сказала это вслух.
– Тогда не поступай, – просто говорит Хантер. – Не надо поступать в медицинскую школу ради отца – поступай ради себя. Надо идти своим путем, то есть следовать за своими мечтами, а не его. Твоей главной целью должно быть радовать себя, а не его.
Смешок щекочет мне горло. Я пытаюсь его сдержать, но не получается.
– Что такое?
– Я только что поняла, какая мы печальная пара. – Я не могу перестать хихикать. – Я жертвую своими устремлениями, чтобы быть похожей на своего отца, а ты жертвуешь своими устремлениями, чтобы не быть похожим на своего отца. Это потрясающе.
– Господи. Какой же ты психолог. Так всегда будет? Мы голые будем лежать в кровати, а ты будешь проводить наш психоанализ?
Я поднимаюсь на локте, закусывая губу.
– Тебя это тревожит?
– Нет. – От улыбки у него на щеках появляются ямочки, и я целую одну из них.
– Это смешно, – продолжает он. – Ты анализируешь, рационализируешь и стараешься найти решения. А потом вдруг у тебя едет крыша.
– Нет!
– В тебе есть склонность к насилию, маньячка. Ты разбиваешь чужие игровые консоли. – Он усмехается мне. – Какая-то дихотомия, Деми Дэвис.
– И сумасшедшая, и нормальная. – удрученно говорю я. – И правда редкость.
– Неважно. – Он проводит костяшками по моей щеке. – Ты не должна искать одобрения своего отца – оно уже у тебя есть. Я сомневаюсь, что он от тебя отречется, если ты выберешь вместо медицинской школы магистратуру.
– Ты не знаешь, что он думает о докторах наук, Хантер. Всю мою жизнь он будет острить по поводу того, что я ненастоящий доктор.
Мое внимание привлекает вибрирующий телефон.
– Блин, это, скорее всего, Джози зовет меня вниз, чтобы повесить украшения.
Я тянусь через его мускулистую грудь, чтобы взять телефон с тумбочки. Хантер пользуется этим и накрывает ладонью мою грудь.
Я дрожу от удовольствия, но все возбуждение рассеивается, когда я вижу, что это отец. Легок на помине.
Я нажимаю на сообщение, и у меня взлетают брови.
– Ого, это интересно.
– Что? – Хантер лениво поглаживает мою грудь.
– Мой отец приглашает нас завтра на новогодний обед.
Рука Хантера замирает.
– Нас?
– Да. – Я сажусь и усмехаюсь при виде его напуганного лица. – Он хочет с тобой познакомиться.
32
Деми
Через несколько дней после Нового года мы с Хантером вместе идем к корпусу психологии. Это последняя лекция в этом семестре, и мы должны получить проверенные тематические исследования. Но в то время как я иду по дорожке летящей походкой, Хантер с кислым выражением лица еле переставляет длинные ноги. Он дуется не переставая с тех пор, как мы пообедали вместе с моим отцом.
– Боже, можешь изобразить хоть какую-то улыбку? – не выдерживаю я. – Сегодня такой прекрасный день.
– Сейчас минус, мать твою, семь, и твой папа меня ненавидит. Сегодня не прекрасный день.
Я подавляю вздох.
– Он не ненавидит тебя. Ты ему понравился.
– Если под «понравился» ты имеешь в виду «отвратителен», то ты права.
– Ясно. Он уже не ненавидит тебя – теперь ты ему отвратителен. Кто-то чересчур драматизирует.
– А кто-то отказывается признавать правду, – ворчит Хантер. – Я твоему отцу не понравился.
Я опять хочу поспорить, но мне становится все сложнее найти убедительное объяснение поведению моего отца.
Я отказываюсь говорить это вслух, потому что не хочу еще больше ранить самолюбие Хантера, но обед был… ужасным.
Он прошел совсем не хорошо.
Как бы я хотела, чтобы там была мама, которая смогла бы создать уютную атмосферу, но она еще во Флориде, и с самого начала по одну сторону баррикад были мы с Хантером, а по другую – мой отец. После целых двух вопросов о прошлом Хантера папа решил, что имеет дело с избалованным богатеньким мальчиком из Гринвича, штат Коннектикут. Что совсем не правда: Хантер – самый приземленный человек, которого я знаю, и у него просто выдающееся трудолюбие. Но мой отец невероятно предвзят, и его невозможно удовлетворить. Он вырос в бедности и пожертвовал многим, чтобы оказаться там, где он есть сейчас, поэтому бесполезно говорить, что у моего папы особое отношение к любому, кто родился с серебряной ложкой во рту.
И его даже не впечатлили спортивные достижения Хантера. Я думала, что это его точно расположит к себе. Я прямо заговорила о том, сколько надо работать, чтобы добиться успеха в спорте, но, мне кажется, к тому моменту папа уже намеренно включил свой сложный характер, потому что от моего комментария он просто отмахнулся. А это бред. Он большой фанат футбола, и я много раз слышала, как он говорил, что у футболистов невероятное трудолюбие.
Папа явно до сих пор на стороне Нико. Но я надеюсь, что он изменит свое мнение, потому что я полностью на стороне Хантера.
– Он потеплеет к тебе, – говорю я, сжимая ладонь Хантера.
Он наклоняет голову.
– Да? Потому что для этого мне надо часто с ним видеться.
Я колеблюсь. Мы еще не объявляли официально, что встречаемся, поэтому я не уверена до конца, что он еще раз увидится с моим папой. К тому же, пока мы не определились с нашим статусом, я стараюсь избегать публичного проявления чувств, поэтому, когда мы доходим до корпуса, отпускаю руку Хантера, на лестнице меня ждут Пакс и Ти-Джей.
– О! Новые сапоги! – кричит Пакс, когда меня замечает. Он пожирает завистливым взглядом мою действительно новую обувь – черные кожаные сапоги, отороченные бурым мехом в цвет капюшона моей парки. – Круто! – восклицает он.
– Спасибо! Я хотела бы сказать то же самое о твоей прическе, но… что, черт возьми, это такое?
Хантер фыркает.
– Правда, Джакс, тебе не очень.
Я закатываю глаза. Он отлично знает настоящее имя Пакса, но теперь это уже стало повторяющейся шуткой, которой Пакс подыгрывает, потому что он без ума от Хантера.
– Когда ты это сделал? – спрашиваю я.
– И зачем? – говорит Ти-Джей с таким видом, как будто сдерживает смех.
Драматично вздыхая, Пакс разглаживает рукой зеленые пряди в своих черных волосах.
– На этих выходных. Зачем? Потому что моя младшая сестра учится на косметолога и у нее скоро экзамены, поэтому она попрактиковалась на мне.
– Не буду лгать, – сообщаю я ему. – Выглядит ужасно.
