– В тот момент он наверняка уже был мертв, – сказал мужчина в дождевике. По очереди вывернул оба кармана, вытряхивая из них воду. Мелкий дождик все накрапывал. – Он не успел даже испугаться – и ничего не почувствовал.
– Испугаться? – сказал Ноттинсен. Хотел взглянуть на небо, но сразу же спрятал голову от дождя под воротником. – Он?! Значит, вы его не знали. Ну, точно, вы его не знали, – кивнул. – Он работал над этим четыре года – и это могло случиться в каждую секунду этих четырех лет.
– Тогда зачем они позволили ему это делать? – Мужчина в мокром плаще посмотрел исподлобья на Ноттинсена.
– Потому что не верили, что удастся, – мрачно ответил Ноттинсен.
Синее колющее глаза пламя все еще лизало дно воронки.
– Да? – сказал другой. – Я… я немного следил за всем, пока оно строилось. – Он взглянул в сторону слабо дымящегося кратера в паре сотен метров. – Наверняка стоило немалых денег…
– Тридцать миллионов, – кивнул Ноттинсен. Переступил с ноги на ногу. Ему показалось, что ботинки промокают. – И что с того? Ему дали бы и триста, и три тысячи, если бы были уверены…
– Это имело нечто общее с атомом, да? – сказал мужчина в непромокаемом плаще.
– Откуда вы знаете?
– Слышал. Впрочем, я же видел столп.
– Взрыва?
– Кстати, зачем было строить все так далеко, а?
– Это было его желание, – ответил Ноттинсен. – Потому-то он работал сам – вот уже четыре месяца, с той поры, как удалось… – Он посмотрел на мужчину и добавил, опустив голову: – Это должно было оказаться хуже атомов. Хуже атомов! – повторил.
– Что может быть хуже конца света?
– Можно сбросить одну ядерную бомбу и тем ограничиться, – сказал Ноттинсен. – Но одна «Вистерия» – хватило бы и одной! И уже никто этого не остановил бы! Эй, там! – крикнул он, наклоняясь над воронкой. – Не так быстро!!! Не торопитесь! Не убирайте пламя! Нужно тщательно выжечь каждый дюйм!
– Меня это не касается, – сказал мужчина. – Но… если все так, чем поможет огонь?
– Вы знаете, что это должно было получиться? – медленно спросил Ноттинсен.
– Я в таком не разбираюсь. Альдерсхот сказал, чтобы я помог, местными силами, сказал, что это были… что он работал над какими-то атомными бактериями. Над чем-то вроде этого.
– Атомная бактерия? – Ноттинсен рассмеялся, но сейчас же замолчал. Откашлялся и сказал: – Whisteria Cosmolytica – так он это назвал. Микроб, уничтожающий материю и черпающий из этого процесса жизненную энергию.
– Откуда он ее взял?
– Производная управляемой мутации. То есть он начал с существующей бактерии и подвергал ее влиянию все больших доз излучения. Пока не дошел до «Вистерии». Она существует в двух состояниях – как спора, и тогда она неопасная, словно мука. Ей можно посыпать улицы. Но оживи она и начни размножаться – это был бы конец.
– Да. Альдерсхот говорил мне, – сказал мужчина.
– О чем?
– О том, что оно должно размножиться и пожрать все: стены, людей, железо.
– Это правда.
– И что этого уже нельзя будет удержать.
– Да.
– И в чем смысл такого оружия?
– Потому-то его и нельзя было пока что применять. Вистер работал над тем, чтобы сдерживать этот процесс, сделать его обратимым. Понимаете?
Мужчина посмотрел сперва на Ноттинсена, потом вокруг – уменьшающиеся с расстоянием, затянутые ранними сумерками ряды концентрических, окруженных землей воронок, над некотороми из которых все еще поднимался пар, – и ничего не ответил.
– Мы надеемся, что не уцелела ни одна, – сказал Ноттинсен. – Я не допускаю, что он сделал бы нечто столь безумное, не имея уверенности, что сумеет… – говорил сам себе, не глядя на товарища.
– Много было? – отозвался тот.
– Спор? Зависит от того, как посмотреть. Они были в шести пробирках, в огнеупорном сейфе.
– Там, в его кабинете на третьем этаже? – спросил мужчина.
– Да. Там теперь воронка, в которой поместилось бы два дома, – сказал Ноттинсен и вздрогнул. Посмотрел вниз, на мигающее пламя, и добавил: – Кроме воронок, нужно бы сжечь всю территорию в радиусе пяти километров. Завтра утром приедет Альдерсхот. Обещал мне мобилизовать армию – наши люди сами не справятся.
– И что ей необходимо, чтобы начать? – спросил мужчина. Ноттинсен некоторое время смотрел на него, не понимая.
– Чтобы подействовать? Темнота. В бронированном сейфе горел свет, были специальные батареи аккумуляторов на случай, если пропадет электричество. Восемнадцать ламп, каждая со своим контуром, независимые друг от друга.
– Темнота – и ничего больше?
– Темнота – и какая-то плесень. Присутствие плесени тоже было необходимо. Она доставляла какие-то там органические катализаторы. Вистер не докладывал об этом в подробностях в своем рапорте подкомиссии – все бумаги и все остальное были у него внизу, в его комнате.
– Видимо, он не ожидал, – сказал мужчина.
– А может, как раз и ожидал, – проворчал невнятно Ноттинсен.
– Вы полагаете, что погас свет? Но откуда же взялась плесень? – спросил мужчина.
– Да нет же!
Ноттинсен посмотрел на него расширившимися глазами.
– Это не они. Это… это… они размножаются совершенно без взрывов. Спокойно. Я предполагаю, что он делал что-то на большом паратроне в подвале – кажется, собирался найти способ сдерживания их развития, чтобы иметь его на всякий случай…
– На случай войны?
– Да.
– И что он там делал?
– Этого мы не знаем. Вроде бы имело нечто общее с антиматерией. Потому что «Вистерия» – она уничтожает материю. Синтез антипротонов – создание силовой оболочки – деление, – сказал. – Так выглядит ее жизненный цикл.
Какое-то время оба молча смотрели на работающих внизу.
Огни на дне воронки гасли один за другим. В серо-голубых сумерках люди карабкались наверх, тянули за собой гибкие змеи проводов – огромные, в асбестовых масках, по которым стекал дождь.
– Пойдемте, – отозвался Ноттинсен. – Ваши люди на шоссе?
– Да. Можете быть спокойными. Никто не пройдет.
Дождь становился все мельче: порой казалось, что на лицах и одежде оседает только сгустившийся туман.
Они шли полем, минуя лежащие в высокой траве сломанные, скрученные и обгоревшие куски деревьев.
– Даже сюда принесло, – мужчина, идущий рядом с Ноттинсеном, оглянулся. Но был виден только серый, все быстрее темнеющий туман.
– Завтра в это время все закончится, – сказал Ноттинсен.
Они подходили к шоссе.
