– В чем дело? – спрашивает Кэмерон.
– Только что звонил Жако. Сказал, что сегодня не приедет.
– О. – Кэмерон чувствует легкое разочарование.
Он ждал встречи с Жако. Рассчитывал, что спросит у друга совета насчет ситуации с Ниа. Это дало бы ему возможность немного похвастаться – небольшая перестановка ролей в их общении, ведь это Жако обычно выступал в роли сердцееда. Однако посокрушаться об упущенной возможности ему не дают: мать смотрит на него в упор.
– Я хочу, чтобы ты съездил к нему.
– Что? Мам, сейчас хлынет, как из ведра. Нельзя мне просто…
– Кэмерон. – Резкие нотки в голосе мамы действуют на него как ушат холодной воды. – Он твой друг, и с ним что-то не так. Когда мы разговаривали по телефону, у него был очень странный голос, не говоря уже о том, что он уже несколько недель сам на себя не похож. Неужели ты настолько занят, что ничего не заметил?
Кэмерон чувствует, как жар приливает к ушам. По правде говоря, юноша ничего не замечал, и они оба это знают. Вот только он один знает истинную причину своей рассеянности, и она еще хуже, чем безразличие. Кэмерон стал слишком самонадеянным. Посчитал, что новые способности делают его сверхпроницательным, но забыл, что у любой силы есть границы, как определенные секреты прячут так глубоко, что их не узнать, взломав почтовый аккаунт, раскрыв фальшивую личность или просмотрев историю браузера. Некоторых своих секретов люди настолько стыдятся, так страшатся их раскрыть, что боятся признаться в их наличии даже самим себе и уж тем более не доверяют их электронной почте и поисковику. Они остаются запертыми у человека в голове, там, где никто их не видит: отравляют все вокруг себя, подобно яду замедленного действия, пока разум не сгниет и не развалится на части. И если человек ни с кем не поговорит о том, что его мучает, не сможет никому довериться…
– Ты права. Я поеду. В смысле скоро вернусь, – говорит Кэмерон, поворачивается и мчится обратно в подвал.
У него появилась идея.
* * *
Едва подъехав к дому Жако, Кэмерон понимает, почему друг сегодня не приехал. Самого Жако нигде не видно, но его старенькая «Хонда Цивик» – или скорее то, что от нее осталось, – стоит на подъездной дорожке, накренившись под странным углом: все окна разбиты, шины спущены, зеркало со стороны водительского сиденья сбито и висит бесполезным куском металла. Заднее сиденье покрыто осколками: в центре лобового стекла огромная вмятина, от которой, словно нити паутины, в разные стороны расползаются трещины. С неба начинают падать редкие капли – прелюдия к ледяному ливню, обещающему зарядить на целый день, но Кэмерон все равно останавливается и, открыв рот, таращится на раскуроченную машину, гадая, был ли Жако внутри, когда ее постигло такое несчастье. Зрелище настолько живописное, что, похоже, привлекает публику: на другой стороне улицы стоит оборванный мужичок и пялится на Кэмерона как баран на новые ворота – наверное, высматривает, можно ли что-то украсть из машины.
У него за спиной со скрипом открывается дверь дома.
– Твоя мать не приемлет отказов, да? – говорит Жако.
Кэмерон оборачивается, прижимая к груди кастрюлю. Дождь начинает моросить чаще, и на фольге, которой накрыта посудина, появляются капли. Кэмерон не замечает этого: он всматривается в лицо Жако, не такое побитое, как машина, но все равно изрядно подпорченное. Под глазом свежий синяк, такого же темно-фиолетового цвета, что и баклажаны – главный ингредиент любимого блюда Жако.
– Что с тобой приключилось?
Жако игнорирует вопрос и, бросив взгляд куда-то под ноги Кэмерона, слегка пошатывается.
– Здесь сейчас будут сплошные лужи. Помнишь, как мы прыгали по лужам, когда были детьми? Наверное, ты сейчас так не сможешь. Что случится, если эти штуковины на твоих ногах, промокнут? Тебя убьет током?
– Нет, – говорит Кэмерон и еще пристальнее вглядывается в лицо друга. Он не только выглядит побитым, но как-то нетвердо стоит на ногах, а речь его звучит невнятно. – Господи. Старина, ты что, пьяный?
– Недостаточно пьяный. Физиономия чертовски болит. – Жако отворачивается, его широкие плечи ссутулены. – Тебе лучше уйти. Как видишь, я сейчас не в том состоянии, чтобы принимать гостей.
Кэмерон делает шаг вперед.
– Я не уйду, пока ты не расскажешь мне, что происходит.
Жако замирает и снова поворачивается к Кэмерону, пронзает его испепеляющим взглядом:
– Что ты имеешь в виду?
– А сам как думаешь?
Кэмерон чувствует, что начинает потеть, неловкая пауза затягивается. В первый раз после случая на озере он чувствует себя маленьким, потрясенным и беспомощным. Обыкновенным. Сейчас способности ничем не могут ему помочь. Он не умеет читать мысли, и от лежащего в кармане Жако телефона мало пользы. Ни звонков, ни смс. Жако даже не позвонил в страховую компанию по поводу машины. Кэмерон только и может, что смотреть на друга и ждать.
Кажется, молчание тянется целую вечность. Наконец Жако хватается за голову и стонет.
– Ладно, – бормочет он. – Хорошо. Какая, к черту, разница. Заходи. Mi casa es su casa
[11], как обычно.
* * *
Внутри домика порядок, но на мебели и полу полно пыли. В гостиной перед большим эркерным окном зияет пустое пространство – в погожий день там должно быть много света и тепла. Кэмерон с тоской вспоминает, что там стояла больничная кровать, на которой мама Жако провела свои последние дни, после того как настолько ослабла, что уже не могла подниматься по лестницам. После ее кончины Жако жил здесь совсем один, а ведь в этом доме даже мебель напоминала о его потере. Тут ничего не изменилось, даже на оклеенных желтыми обоями стенах висят все те же картины. Mi casa es su casa. Вот только, оглядевшись, Кэмерон задается вопросом: а сам Жако считает это место своим домом?
Жако тяжело опускается на диван перед телевизором – он смотрит древний сериал «Сумеречная зона», и, уходя открывать дверь, поставил запись на паузу. Кэмерон инстинктивно использует свои способности и сканирует видеотеку друга. Результат весьма мрачный: огромный список фильмов ужасов и один документальный фильм про «Унабомбера»
[12].
– Хочешь чего-нибудь выпить? – спрашивает Жако.
– Обойдусь. – Кэмерон идет на кухню и, открыв холодильник, ставит кастрюлю рядом с единственной имеющейся внутри вещью: покрытой жирными пятнами коробкой с китайской едой навынос. – Твой холодильник – самое печальное из всего, что я когда-либо видел.
Жако не улыбается:
– Я не умею готовить.
Кэмерон садится на другой конец дивана и говорит:
