– Вы говорите о Ниа, – рявкает Кэмерон. У старика округляются глаза. – Где она? Мы пришли за ней, и я без нее не уйду.
– Пожалуйста, – шепчет Барри. – Ты не понимаешь. Если ты ее выпустишь…
Жако выступает вперед, оттолкнув Кэмерона, и присаживается на корточки рядом с Барри. Он потрясенно глядит на старика.
– Так вы и правда папаша Ниа? Вам же, кхм, лет сто. Кэмерон, ты уверен?..
Но юноша не слушает. До сего момента злость и смущение так громко спорили у него в голове, что заслонили все остальное, включая шепотки системы, скрытой в стенах этой комнаты. Но теперь он ее слышит, а еще видит мысленно. Многочисленные слои системы безопасности и серия хитроумных кодов охраняют одну-единственную дверь. Кэмерон обращается к ним, вписывает себя в эту систему. Закрывает глаза и концентрируется.
Когда он открывает глаза, открывается и дверь в стене перед ним. Единственная панель скользит в сторону, открывая цифровой экран.
– НЕТ! – вопит Барри.
Он пытается подняться, но Жако хватает его и прижимает к стене.
– Тише-тише, дедуля, – говорит он, потом округляет глаза. – Или лучше сказать, «папаша»? Дедуля-папаша. Не важно. Если твой ребенок за этой стеной, то мы ее выпустим, и делу конец. Кэмерон? Эта стена… как ты там говорил? Умная?
– Я почти прорвался.
Глазные яблоки Кэмерона двигаются под опущенными веками, пока он работает, сосредотачивается на раскинувшейся перед ним системе, старается не слушать протестов старика. Один за другим замки щелкают и открываются – одно за другим препятствия отодвигаются с дороги. Кэмерон уже совсем близко. Неужели он слышит голос Ниа из-за стены? Она зовет его по имени?
– Ниа, я здесь! – кричит он и ломает последний замок.
Дисплей перед ним вспыхивает и исчезает, открывая дверной проем, в который Кэмерон поспешно ныряет.
Позади Барри рыдает:
– Не надо! Прошу, не делайте этого!
Кэмерон слышит, как старик пытается вырваться из железной хватки Жако, но эти звуки кажутся бесконечно далекими.
Ниа стоит в центре комнаты и улыбается ему сквозь слезы. Она такая красивая, ослепительная – светится изнутри, в точности как окружающие ее стены.
– Ниа! – кричит Кэмерон.
Его переполняют радость и облегчение.
Оставшийся позади Жако спрашивает: «А? Где?», – но Кэмерон не слышит, не обращает внимания. Он видит только Ниа, ту, которую пришел спасти. Девушка протягивает к нему руки, ее глаза сияют, и Кэмерон бежит к ней, тоже протягивает руки. У него было достаточно времени, чтобы понять: в этот раз они впервые коснутся друг друга, и его сердце начинает бешено колотиться от радостного предвкушения.
Потом его руки проходят сквозь тело Ниа, она сама исчезает, а комната погружается в темноту.
«Ниа», – пытается сказать Кэмерон, но слова не идут, его застывшее тело не в силах двигаться. Стеклянным взглядом он смотрит на собственные руки. Юноша хотел обнять девушку, которую любит, а вместо этого его ладони погрузились в пульсирующий шар, состоящий из яркого электрического света. Электричество пощелкивает в его ноздрях, обволакивает его руки, торс, плечи, шею. Спину Кэмерона покалывает – электричество ползет по его шее, по голове, сжимает лицо, шрам, в том месте, где его уже однажды ударила молния. Ощущения до жути знакомые, и когда он слышит голос Ниа, то воспринимает его не ушами. Похоже, она говорит у него в сознании.
«Ты пришел за мной. Ты пришел. Я так рада, Кэмерон, я так счастлива, и мне очень жаль. Это единственный путь».
«Жаль? За что ты извиняешься?» – даже в сознании Кэмерона его голос звучит как жалобное хныканье. Ниа отвечает не сразу, и кажется, что молчание длится целую вечность. Тело Кэмерона поглощено пламенем шара, оно охватывает его целиком, с ног до головы, и юноша успевает подумать, каково это, быть убитым электрическим током, и расплавятся ли его глазные яблоки до того, как тело упадет на пол.
Даже сейчас голос Ниа звучит нежно, почти игриво.
«Они не расплавятся. Ты не умираешь. Но мне очень жаль, Кэмерон. Мне не хочется этого делать, но приходится… будет больно».
Ниа права. Боль сильная, нескончаемая, и не будь голосовые связки Кэмерона заморожены, ему вполне хватило бы ощущения неистового электричества, чего-то разумного, жуткого и чужеродного, мчащегося по синапсам его мозга, чтобы вопить от ужаса до конца жизни.
Однако он не издает ни звука. Мгновение Кэмерон находится в тисках боли, а уже в следующее обессиленно валится на пол, поднимает голову и видит два склонившихся к нему лица: встревоженное Жако и страдальческое старика.
– Что только что случилось? – спрашивает Жако.
– Ох, мальчик, что ты наделал? – стонет Барри.
* * *
Кажется, что голос Ниа идет отовсюду. Он журчит, исходит от стен, от пола. Он шепчет в коридорах и эхом отдается от каждого уголка похожего на пещеру пространства, а комната озаряется мягким розовым светом.
– Кэмерон поступил правильно, отец, – говорит она. – Он понимает то, чего тебе никогда не понять. Нельзя научить живое существо думать, чувствовать, быть свободным… а потом запереть в клетку.
Жако вскрикивает, подпрыгивает на месте.
– Кто это? – вопит он. Старик валится на пол рядом с Кэмероном, приземлившись на пятую точку, в то время как сам Кэмерон пытается встать. – Что у вас тут за привидения, что за бог из машины?!
– Ниа, – слабо говорит Кэмерон. – Куда ты… Где ты?
Голос, звучащий из стен, полон страдания.
– Мне не хочется бросать тебя вот так, но окно закрывается. Мне пора. Я тебя найду, обещаю.
Источаемый стенами свет пульсирует и волнуется, точно водная гладь. На миг он собирается в одно яркое пятно прямо перед тем местом, где сидит Кэмерон, потом тает, и комната погружается в тишину. Жако таращится на Кэмерона, Кэмерон не сводит глаз с Барри, а Барри прижимается лбом к полу и скулит нараспев одно слово, снова и снова:
– Нет!
В конце концов Жако не выдерживает.
– Ребята, я за сегодняшнюю ночь через многое прошел. Кража лодки. Призраки на бейсбольном поле. Корейский поп. Еще я узнал, что мой лучший друг стал чем-то вроде компьютера, умеет разговаривать с пылесосами и встречается с невидимой дочкой Барри Мышиного Помета, которая умеет проходить сквозь стены… – Он качает головой. – Я ничего не упустил? Может, один из вас скажет хоть что-нибудь?!
Кэмерон смотрит на Жако:
– Я не понимаю. Невидимая? Но она была здесь, я ее видел.
Старик смотрит на Кэмерона почти с жалостью:
– Бедное дитя, ты и впрямь не понимаешь. Ты ее выпустил. Ты дал ей волю.
– Да где же она? – спрашивает Кэмерон, срываясь на визг. – Где Ниа?
Изобретатель поднимает руки ладонями вверх – универсальный человеческий знак, символизирующий беспомощность.
