От конюшен скакала лошадь и правила ею, несомненно, женщина.
Маркиз не мог разглядеть ее достаточно хорошо, но видел, что она, безусловно, опытная наездница.
Отсюда, с высоты, он мог наблюдать за ней все время, что она ехала через поле, и видел, с какой уверенной легкостью она взяла два барьера, попавшиеся ей по дороге.
Она скакала стремительно и скоро исчезла среди деревьев в роще, известной под названием Клифвуд.
Маркиз терялся в догадках, кто это может быть.
Лучи солнца ударили ему в глаза, мешая смотреть дальше.
Маркиз повернулся и спустился по лестнице в дом.
Глава пятая
Оделла старалась уснуть, но это было невозможно.
Ее сердце никак не могло успокоиться, и она все еще боялась, что Фред Коттер продаст полотно прежде, чем кто-то его остановит.
А что, если маркиз, прочитав записку, будет опрашивать всех людей в замке, чтобы выяснить, кто ее написал?
И тогда он узнает, что у него в доме гостья, о которой он даже не подозревал. Несомненно, ему захочется увидеть ее.
«Мне нужно уехать, — подумала Оделла. — По крайней мере до конца дня».
Она встала, оделась и пошла в комнату нянюшки.
Нянюшка крепко спала, а рядом с ней мирно сопела Бетти.
Оделла коснулась ее плеча. Няня проснулась сразу; вид у нее был встревоженный.
— Это я, нянюшка, — прошептала Оделла.
— Что случилось? — спросила нянюшка. Тихим голосом Оделла рассказала ей, что произошло.
— Я помню этого Фреда Коттера, — заметила нянюшка, выслушав ее. — Вот уж точно — неудачный экземпляр!
— Да, я знаю, нянюшка, и не могу позволить ему украсть этот великолепный портрет первого графа.
Нянюшка никогда не видела этой картины, но Оделла чувствовала, что она поняла.
— Я хочу взять Стрекозу, — продолжала Оделла, — и уехать до вечера. Когда я вернусь, маркиз уже получит портрет назад и не станет заниматься расспросами слуг.
Нянюшка, казалось, тоже считала, что больше ничего делать не остается.
Оделла поцеловала ее и на цыпочках, чтобы не разбудить Бетти, вышла из спальни.
Она спустилась по лестнице и, выйдя через черный ход, увидела, что уже почти рассвело.
Звезды на небе становились бледнее.
Оделла направилась к конюшням; там было тихо: видимо, младший конюх, который должен был сторожить лошадей, спал.
Впрочем, для Оделлы не представляло труда самой оседлать Стрекозу и накинуть на нее уздечку: она уже много раз делала это.
Оделла вывела Стрекозу во двор и забралась в седло.
Предчувствуя свободу и скачку, лошадь нетерпеливо била копытом.
Оделла тряхнула уздечку и стремительно поскакала прочь от конюшен, к полю и чернеющей за ним роще.
В восемь часов маркиза разбудил камердинер, открывающий шторы.
Маркиз потянулся, чувствуя себя еще утомленным после столь короткого сна.
К его изумлению камердинер вдруг подошел к кровати.
Простите, милорд, — сказал он, — но мистер Ньютон срочно хочет вас видеть.
Ньютоном звали дворецкого, и маркиз удивленно спросил:
— Что ему нужно?
— Он скажет вам сам, милорд, — ответил камердинер и вышел.
Приподнявшись на подушках, маркиз откинул со лба волосы и, когда дворецкий вошел, недовольно спросил:
— Что все это значит, Ньютон?
— Простите, что потревожил вас, ваша светлость, — ответил Ньютон, — но кто-то пробрался в дом и украл картину, которая висела над камином в библиотеке!
Если он намеревался поразить маркиза, то весьма преуспел в этом.
Маркиз долго смотрел на него, прежде чем воскликнуть:
— Не может быть! А где был сторож?
— Боюсь, ваша светлость, что в настоящее время сторожа у нас нет. Клементс заболел, и мы ждали, что он со дня на день выздоровеет, но он еще не поправился.
— Почему мне об этом ничего не сказали? — сердито спросил маркиз.
— Грабитель проник через окно, милорд, — продолжал Ньютон. — Осколки стекла рассыпаны по всему полу.
— Я хочу убедиться лично, — сказал маркиз. Он встал, и Ньютон поспешно вышел из комнаты.
Маркиз быстро оделся, рассерженно думая, что случившееся — результат обычной разболтанности.
Это происходило из раза в раз, стоило ему только уехать.
Впрочем, сказал он себе, Клементс уже слишком стар, чтобы быть сторожем. Надо было давным-давно подумать о том, чтобы нанять второго.
А теперь портрет первого графа работы Ван Дейка утрачен, и эта потеря невосполнима.
Отец маркиза всегда чрезвычайно гордился этой картиной.
Незадолго до смерти велел почистить ее и перевесить на новое место.
Маркиз помнил, как отец говорил ему, тогда еще маленькому мальчику, что Ван Дейк — гений, и в мире нет портретиста, равного ему.
«Как я мог допустить, чтобы у меня украли такую драгоценность?» — в злости спрашивал он себя.
Он брился, когда в дверь постучали.
Камердинер пошел открывать, и по его голосу маркиз понял, что это что-то опять очень срочное.
Минутой позже в спальню вошел мистер Рейнольдс, его секретарь.
— Я как раз собирался пойти и выяснить, что случилось, — раздраженным тоном сказал маркиз.
— Я принес вам одну интересную вещь, милорд, — сказал мистер Рейнольдс, подходя ближе. — Вот она.
Он протянул записку, которую написала Оделла.
Маркиз отложил бритву и взял записку. Он прочел ее — и перечитал еще раз, чтобы убедиться, что не ошибся.
— Где вы ее нашли? — спросил он.
— Она была на столе в вашем кабинете, милорд.
— Кто это писал?
— Представления не имею, милорд.
Маркиз внимательнее вгляделся в почерк — он был очень изящен и явно принадлежал человеку образованному.
— Это написано кем-то из моих домашних, — сказал он.
— Ни один слуга так бы не написал, — согласился мистер Рейнольдс.
Маркиз положил записку на туалетный столика.
— Но если информация верная, — сказал он, — нам лучше поторопиться! Пусть Сарацина оседлают и подведут к двери — и побыстрее! Конюхи Бен и Дик поедут со мной.
Без лишних слов мистер Рейнольдс пошел к двери, а маркиз приказал ему вдогонку:
— Приготовьте мне пистолет — да и конюхам тоже стоит вооружиться.
