– Ты чего-то боишься?
Наверное, Дина никогда бы не стала женщиной Комиссионера, если бы не ощущала мир и людей так тонко.
А мне ей врать незачем.
– Боюсь. – Помолчала. – Видишь ли, я дала ему клятву.
– Кому?
– Кайду.
И рассказала ей все. Про предложенную мне адаптацию, про сложный текст, даже показала листок. Обычная девчонка, читая такое, перепугалась бы, выпучила бы глаза и замотала головой – мол, никогда. Но Дина не была обычной.
И на сложную клятву она смотрела нежно и печально. Пояснила вскоре:
– Жаль, что в нашем с Дрейком случае это не сработало бы.
– Дрейк – это твой…
– Да.
– Ты раньше никогда не называла его по имени.
Сильное. Имя. На первый взгляд обычное, но то ли Бернарда являлась проводником, то ли пространство дохнуло на меня чем-то столь могучим, что я съежилась.
– Совсем несовместимый с твоим тип энергии?
– Точно.
– Тогда, как вы…
– Я умерла. На одном из заданий, защитила ребят, сама погибла от взрыва. Он собрал меня после по кусочкам – не знаю как, не спрашивай.
То, что развернулось перед моими глазами от нескольких сказанных ей слов, не влезало в рамки человеческого воображения.
– Собрал? Тебя?
– Да.
Это каким неземным разумом нужно обладать?
– А душа?
– Развоплотился, отправился в тонкий мир, расставил маяки для возвращения назад. Отыскал, уговорил вернуться, сказал, что ждет сам, что ждет мама.
Она смотрела на меня глазами-звездами, а в моих мыслях плыла чужая Вселенная.
– Я его не помнила, – рассказывала Дина, – но вспомнила маму. Почему-то.
С мамами связь не рвется через галактики, она родственная – это верно.
– И я вернулась. В свое тело, которое он, собирая, перемешал со своей энергией. Потому теперь и могу его обнимать.
Она улыбалась. А по моей коже шел мороз от того, что ей (им?) пришлось пережить для того, чтобы воссоединиться. Но ведь счастливы вместе!
– Поэтому и говорю тебе, что, если бы для нас сработала такая «адаптация», я сказала бы ему любые слова. Эти, еще хуже, еще сложнее, если таковые можно придумать. Сочла бы «за счастливку» решить все так просто.
Ее однозначно сегодня подослала ко мне Вселенная. Чтобы открыть все запертые окна моей личной комнаты, чтобы я вдруг увидела, что все действительно проще. А даже если иногда сложно, то лишь временно, что результат может быть таким, как у Бернарды и ее Дрейка, сумевшего вернуть свою женщину с того света. А это уже не просто «не детский» уровень, я, признаться, вообще не слышала о таком уровне сознания.
– Он тебя любит.
Простое заключение, вместившее в себя глубину до самого дна.
– До бесконечности. Как и я его.
Она коснулась кольца на собственном пальце. Его не смог бы создать человеческий ювелир, потому что не поверил бы, что законами физики такое допустимо, когда над ободом кружится и плавает, не касаясь металла, символ. Она к нему привыкла, любила его, любовалась им. У них была такая же связь, как и у нас с Кайдом. Только их уже прочная, как морской канат, наша – эфемерная, как цепочка-призрак. Может быть, когда-нибудь окрепнет.
– Значит, ждешь его, чтобы начать?
Я задумалась.
– Жду, да. Только прежде чем начать, хотела бы его попросить отвести меня на Литайю, проведать родителей.
Еще один завершающий ритуал перед вступлением в новую эру.
– Так зачем ждать?
Глаза Бернарды умели быть одновременно детско-озорными и взросло-мудрыми, отчего иногда казалось, что взгляд у нее «двухуровневый», очень глубокий.
– В смысле?
– Ну, я же здесь… Я могу тебя туда отвести. Если ты, конечно, сумеешь мне передать точную картинку места прямо в голову. Помнишь моих Фурий? Они со мной так общаются – изображениями.
– Правда? – мне подобная мысль в голову не приходила. А ведь действительно можно попробовать.
– В конце концов, если окажемся не там, всегда сможем вернуться домой.
Гранитно-непоколебимая уверенность и озорство – именно то, что нужно для старта.
– Только возьми меня за руки. И «показывай». Я буду уплотнять.
– Хорошо. Я буду еще говорить, ладно? Словами и ощущениями…
Я собиралась рассказать ей многое. О том, как мягок песок на берегу, и как свободно кричат над морем чайки. Про песню ветров на просторе, про скрип одинокой склонившейся пальмы, загородившей бухту. Про белокаменный дом с мраморной террасой, про вазоны с Тирийским орнаментом, про высокие и тугие листья тахчи…
Она смеялась, когда мы оказались там, на Литайе. Как ребенок, чья очередная мечта воплотилась легко и свободно, она радостно вдыхала соленый воздух полной грудью и, расставив руки в стороны, трепетала вместе с собственной одеждой.
– Здесь? Это здесь? А мне нравится!
Я же пыталась не плакать сквозь улыбку. Здесь было так же, как и в прошлый раз, если не считать накрапывающего дождика, беспокойного неба и возмущенно бурлящего моря. Непогода – это славно, когда она такая. Неукротимая, буйная, восторгом несущаяся по твоим собственным венам.
– Сколько у меня времени?
– Сколько хочешь. Просто дашь мне сигнал, когда придет время. Сможешь отсюда?
Мы без браслетов. Но кивнула я уверенно.
– Все миры на самом деле очень близко, а расстояния иллюзорны.
– Вот и отлично. Приду.
Она подмигнула. И растворилась, вновь оставив меня с ощущением того, что никогда здесь не появлялась. Литайя была, бухта была, соленая вода была – Дины, в свитере и теплых джинсах из Нордейла, не было. Шутница.
Я же собиралась наслаждаться. Каждой песчинкой, каждым порывом и каждым сказанным матерью или отцом словом. Мой день, много-много его часов.
– Мама…
– Верн, посмотри, кто приехал… Эра, Эрушка…
Меня обняли крепко, как в детстве. И стало ясно, что это именно то, что мне сегодня требовалось – почувствовать родных людей, их любовь и поддержку.
– Скажи, что ты не на полчаса? Что останешься, скажи…
«Что пообедаешь с нами… Побудешь, поговоришь».
– Я не на полчаса.
– А то ведь дождь собирается, гроза. – В подтверждении сказанного пробухтел с горизонта далекий раскат. – Верн, помоги, пожалуйста, со столом в гостиной. Дочка, все хотела спросить, а ты с какой остановки каждый раз пешком идешь? В той стороне нет, вроде…
