А после начал входить. Раздвинул, вторгся и заполнил собой, вырвав мой стон. Дальше не тянул, он задвигался, потому что моя готовность превысила тысячу процентов, мое желание его почувствовать испугало даже меня. Он заполнил меня снизу, а казалось сразу везде, он задал темп, от которого я задымилась лавой. И это, несмотря на начало, был мой конец. Конец меня, как прежней женщины, конец моей прежней жизни. Та, с кем Кайд решил слиться, уже никогда не станет прежней – все…
Затанцевала Вселенная. Взметнулась и заполонила собой все уже знакомая кокаиновая взвесь, и это означало, что больше я себе не принадлежу. Не знаю, сколько в этом было любви, но химия… Оказывается, не человек может управлять химией, а химия человеком. Наша была обречена на вечный магнетизм.
Именно тогда, когда я поняла, что сейчас полечу в пропасть – снова начну содрогаться от кульминации, – Дварт нагло выскользнул, развернул меня к себе лицом, снова пришпилил за шею и вошел, на этот раз спереди. Я не понимала, зачем он это сделал, какой во всем этом смысл, кроме прихоти, пока он вновь не нарастил темп, и меня не начало накрывать первыми волнами оргазма, прервавшими мое дыхание.
Он держал взглядом в прямом смысле. Меня трясло, меня рвало на части вместе с этой комнатой, вместе с той землей, которая меня держала. А напротив взгляд маньяка, который знает, что водит по самому краю, водит на свидание со смертью, потому что секс с таким, как Кайд – это почти гарантированный сход с орбиты разумом, потому что шаг влево, и навсегда уйдешь в астрал, потому что случайно не сдюжишь очередной волны, хоть и готов.
Я кричала, содрогалась, а он не давал упасть. Он вдыхал меня, впитывал, знал, что это все для него, что все предназначено ему одному. Он был очень холоден и удивительно горяч, он прекрасно понимал, что делает, несмотря на то, что был заволочен дурманом, как я. Он был тем, кто втыкает невидимое лезвие ножа и сам же лечит порез.
Я висела на нем, я тряслась, меня не держали ноги. Но прижимал снизу его торс, а член внутри такой горячий, такой напряженный, что невозможно терпеть без новых судорог. И через мгновенье Дварт вновь задвигался, выдержал достаточную паузу, чтобы не допустить моего сумасшествия, и принялся входить быстро, жестко, очень глубоко.
Когда издал рык он сам, меня, как Эры, уже не было. Напрягся до состояния стали и выпустил внутрь горячую струю пенис; от наших тел, как от эпицентра взрыва, разошлась невидимая волна.
Вспыхнул искрами и погас за окном фонарь.
Оказывается, я не знала, на что подписывалась. Только теперь поняла, что эту химию мне уже никогда не перебороть. Даже если Кайд поведет себя как сволочь, как последняя мразь. Он сказал – поздно, он был прав.
– Думаешь, я закончил? – выдохнул тихо, но очень жарко, как только чуть стихла дрожь. – Думаешь, мы закончили? Нет. Мы только начали…
Как я оказалась на кровати, когда? С ним не заканчивалась смазка, и лишь усиливалось возбуждение. С ним невозможно было устать, но возможно окончательно потерять разум. Вокруг лишь пелена из взрывающихся маков – он снова во мне. Он движется не прерываясь, но это как танец, как единственно верное, что можно делать в жизни. Собственный организм не давал передышки, а Кайд – выплыть на поверхность. Он скользил так ладно, что подхватывал и какое-то время нес с собой в пенной пучине пик, растворялся, происходило медленное наращивание темпа, снова пик, снова бесконечно медленные, очень нежные ласки… Наверное, с ним в постели можно было, как обдолбанному, провести жизнь и закончить ее там же просто потому, что истощились резервы. Каждый оргазм – полет и пропасть. Смерть теперь уже не в переносном смысле, где твою ладонь, твой взгляд, твою суть не выпускает чужая рука, каждую твою судорогу впитывают в себя мужские губы. Мои стоны – его топливо.
Я спустила предохранитель… Я не знала, что сделала.
Когда Дварт разрядился в меня в третий раз, я видела космос в его глазах. Настоящие черные дыры – страшные и притягательные. Казалось, еще чуть-чуть и я постигну тайну мироздания. Но до нее всегда оставалось еще немного, полшага, треть касания.
– Все… – в какой-то момент раздалось тихо. – Больше… нельзя.
Он лежал на мне, не двигался. Мысленно готовился к тому, чтобы отлепить себя от меня, хотя сам практически не устал.
– Не вздумай… уходить, – прошептала я хрипло. Отчаянно хотелось воды.
По моей щеке прошелся кончик его носа, разочарованный выдох – он не желал отделяться так же сильно, как и я.
– Будет передоз.
– У меня от тебя… всю последнюю неделю передоз. Одним больше, одним меньше…
И он просто лег рядом. Я на спине, он сбоку. Закинул на меня тяжелую ногу, укрыл чуть ниже груди рукой.
– А ты дерзкая, Эра. Очень.
Я хотела повернуть голову.
– Не смотри.
Его взгляд никогда не был просто взглядом – он был идеальным инструментом. Мог сотворить, что угодно, и всегда удваивал, утраивал, множил на сотню ощущения.
Я не стала смотреть. Я опустела изнутри, как никогда раньше, отдала все, себя новую не узнавала. При этом понимала, что наполнюсь, и тогда он придет еще, чтобы превратить мой мир в бордель, чтобы снова заимствовать свое.
Сколько-то мы лежали в полной темноте; фонари, похоже, перегорели по всей аллее.
– А ты когда-то хотела заплатить мне натурой.
Я (и Айрини) умерла бы тогда. Теперь знала об этом наверняка. Я и сейчас сумела взять лишь то, к чему оказалась готовой, он был прав и тогда, когда сказал, что второй процесс – он длиною в жизнь.
– Так будет всегда? – спросила ровно.
– Как? – Моих волос касались пальцы. – Сильно, ярко, сочно? Нет. Будет еще сильнее. Еще глубже, будет… очень.
Он не договорил, и не требовалось. Он заклеймил меня собой навсегда.
– Тебе страшно?
Я молчала. Потому что мне действительно было страшно. Эту химию уже не порвать, от секса с Двартом невозможно будет отказаться. Даже если не будет слов о любви, даже если как проститутка. А это само по себе ужасно, это наваждение. Когда в тебя впрыскивают наркотик не через иглу и в кровь, а напрямую. Во мне же даже собственной крови уже не осталось, только его инертный газ, вскипающий при сближении и без. Это, по сути, конец. Пройдя адаптацию, я думала, что пропасть осталась позади – я ошибалась.
– Иди, – прошептала ему и закрыла глаза.
Он ушел не сразу. Предварительно напоил, долго лежал рядом. Исчез лишь тогда, когда меня накрыл теплый без видений сон.
* * *
(I'm Waiting For You Last Summer – Abyss)
Всю ночь я рвалась к нему, как наркоманка. Просыпалась, немыслимым усилием воли удерживала себя от того, чтобы броситься к порталу, перешагнуть, забраться в чужую постель, слиться опять. Обнять себя его руками, заставить его греть меня. Я была готова на что угодно, лишь бы сблизиться вновь.
