Никогда не бросал. И вернулся бы сразу, если бы я позвала.
Но я молчала, кусая губы. Хотелось плакать.
* * *
Кайд.
(Epic North – Atomic Damage)
Он не понял, куда шагнул. Вокруг ночь, пустая планета, беззвездное небо. Потрескавшаяся земля, мало воздуха; невесомая пыль под подошвами.
Стоял, сжимая кулаки, чувствовал, как заворачивается в смерч собственная аура. Только теперь сообразил, что сделал – интуитивно уберег тех, кто рядом.
Много… Его всегда и для всех слишком много…
Сжималось от напряжения в камень сердце.
Неужели не найдется никого, для кого его будет «как раз»?
Кайд присел, занес руку над поверхностью безжизненной планеты, вложил всю свою боль, все свое отчаяние и ударил с такой силой, что треснула и начала разламываться в каньон земная кора.
– Почему? – гневно проорал черному небу. – Почему так?!
И разошлись по воздуху, как от взорвавшегося звукового динамика, круги.
* * *
Эра.
(Audiomachine – The Shores of Forgiveness)
«Что с тобой, Эра? Ведь все же хорошо? – спрашивала я себя в который раз. – Ты прошла адаптацию, она закончилась, и закончилась хорошо. Ты жива, с тобой мужчина, которого ты мечтала видеть рядом …»
Жаркий, жарче Каталонского ветра в сотни раз, секс. Прекрасный, волшебный. Такой, который со временем будет становиться лишь ярче и глубже, Кайд прав. Моя способность принимать его энергию будет увеличиваться, потенциал Дварта – бесконечен, чего еще желать? Все замечательно.
Только не замечательно.
Моя родная Литайя; отсюда виден далекий синий океан. На другой его стороне живут мои родители – когда-то Каталона показалась им слишком жаркой, я в ней и сама до нашего первого с Кайдом посещения никогда не бывала. Где-то внизу, под толстым слоем земли, глины и песка, огненный кристалл – Литаниум. Даже он не был способен помочь мне теперь залатать внутреннюю брешь. Пока еще совсем маленькую, почти незаметную. Брешь, которая возникла для того, чтобы заполниться словами о любви, но так и не заполнилась. Мне их не сказали.
Наверное, глупо было об этом думать, но я думала.
Если Кайд не скажет мне «люблю», никакой волшебный секс мне с ним не нужен. Зачем? Чтобы мое сердце сначала заполнилось водой – непролитыми слезами, – затем принялось постепенно ржаветь? Каждый раз мы будем лежать с ним рядом, разморенные, наполненные чувством, что соединены, но ржавчина будет расти. Пока не треснут, не раскрошатся и не распадутся стенки.
Я никогда не умела и не хотела начинать себе врать. Возможно, следовало просто подождать, но так уж вышло – я любила ясность. Во всем. Тот, кто любит, говорит об этом прямо, все остальное, пусть даже очень красивое, ложь. Мне она не нужна.
Стало вдруг понятно, что именно со мной было «не так», и что я желала с самого утра для себя прояснить.
Печально, но, если я желаю что-то знать, мне придется пойти и спросить об этом прямо. А это как на войне – никогда не знаешь заранее, какой исход.
Я еще не поднялась с песка, а жизнь вдруг этим жарким спокойным сонным днем опять разделилась на «до» и «после».
Вырвать Дварта из себя я уже не смогу. Жить без его любви тоже.
Но должна хотя бы понимать, что происходит.
«Помоги мне быть стойкой, жаркий ветер Каталоны, помоги быть сильной, Кристалл. Помоги не сломаться, что бы ни случилось, внутренняя Суть».
Обратно к двери я шла не торопясь. Не хотелось приближать невидимый, но ставший вдруг возможным конец. И впервые не раздражал забившийся в подошвы песок, показался родным и безопасным холм, впервые за долгое время не хотелось пересекать стоящий в зимнем саду портал.
Оказывается, война не всегда начинается с приземления во дворе чужой ракеты, иногда она начинается с обычного внутреннего решения.
* * *
(Celine Dion – Seduces me)
В зимнем саду я стояла решительная, но в то же время потерянная, знала, что все еще имею шанс отступить, не перешагивать внешний и внутренний порог. Еще пока могу попробовать притвориться, что не замечаю внутреннего дискомфорта, что ничего не жду, что продолжаю надеяться, что все каким-нибудь образом наладится само собой. Оно, возможно, и наладится. Но скажи он «люблю» вчера, и все то, о чем Кайд говорил сегодня – новые этапы, «потерпеть», – возымело бы новый, правильный смысл. Я, точнее «мы», проходили бы их легко, держась за руки, а так все осталось как раньше: я – Эра, он – Кайд. По-отдельности. Постель душевные разломы не лечит.
За окнами снег; в душе белизна. Тонко и нежно пахнут креллы, цветут пышным цветом щедро политые разбрызгивателем остролистые розэллы. Я так и не удосужилась пригласить сборщика, чтобы установить в углу круглое подвесное кресло.
Портал – творение Кайда – глядел на меня белесыми мутными переливами.
«Что он говорил перед адаптацией? Что обещал?» Себя, взрывную химию, наше слияние. Про сердце – ни слова. Говорил, все увидишь сама, когда дойдешь до конца.
Я дошла. Пора увидеть.
Деревянная изнутри, я сделала шаг вперед.
Уровень 15. Лоррейн.
Я нашла его в дальней комнате. С взглядом собаки, зачем-то пережившей хозяина. Он, как и я, словно не способный решить, остаться или из квартиры уйти, стоял, опершись на спинку развернутого к телевизору дивана; в глазах недавно прошелестевший ураган и остатки ливня.
Приближалась я медленно. И с каждым шагом все ближе понимала, что была права – рядом с ним я теряла способность мыслить, лишь чувствовала, что люблю его до неспособности дышать. Что не хочу даже начинать думать, размышлять и сомневаться. Хочу нас цельных, без страха и тревог, нас, слившихся, скомкавшихся до умопомрачения.
Дварт не шевелился. Даже прикрыл, как когда-то, щиты, более не давил, чтобы не быть «слишком». Я, сама того не желая, ударила его по сердцу. И все же не оттолкнул, когда я с дрожащим подбородком и не менее дрожащим сердцем, подалась вперед для поцелуя. Держал в узде свою бурную энергию и буйный нрав, и от скрытой тоски в его глазах ныло в собственной груди.
Касание губ, сплетение дыхания; его аура обволакивала меня, как никогда осторожно, нежно. Она хотела меня всю, но расстелилась у моих ног морем, лишь бы моей походке было комфортно и ласково, лишь бы еще раз не напугать.
А я знала, что сейчас поддамся тому, о чем мечтала всю ночь – дам ему невидимый сигнал о том, что хочу его, хочу, чтобы он делал со мной все, что угодно, и это «все» начнется. Кто-то из нас станет чуть смелее, кто-то приоткроет щиты… и расцветут невидимые маки. Прикурится запал, огонек жадно поглотит фитилек, и никто не поймет, как и когда рванул ящик с напалмом.
