- Все знают, королева-то наша, матушка, пусть Небесные Чертоги примут ее бедную душеньку, не по своей воле родила принцессу Валенсию. Да и принцессой ее не назвать, порченная она, кровь в ней не наша, не человеческая!
Девушка вздрогнула, когда собственное имя, выплюнутое чужими устами, резануло ей слух. Забывшись, она шагнула к портьере, но в последний момент замерла на границе света и тени, жадно ловя каждое слово, произнесенное торопливым свистящим шепотом.
- Лекари-то запретили королеве деток иметь после близняшек, да король и слушать ничего не желал. Каждую ночь к ней хаживал, как одержимый, все сына хотел. Измучил бедняжку! Да вместо наследника получил отродье лесное. Кара это небесная, не иначе!
Ленси попыталась сделать вдох. Но воздух вдруг обжег легкие, заставив девушку задохнуться от потрясения. Она задрожала от внезапного понимания.
Не зря это место показалось ей странно знакомым.
Это была та самая ниша с пыльной портьерой на этаже слуг, где она постоянно пряталась от щипков и затрещин старшей сестры.
Не в силах поверить, что каким-то чудом оказалась в Этрурии, принцесса осторожно выглянула из-за портьеры.
У противоположной стены стояли старая Вирха, прислуживавшая еще матери короля, и вечно хмурая Рания – одна из дворцовых служанок.
Вирха шептала на ухо подруге, шамкая беззубой челюстью и поминутно оглядываясь, не подслушивает ли кто.
- Говорили же ему знающие люди, нельзя этого выкормыша держать во дворце, беда будет! Не место этому выродку среди нас! Надобно отнести в лес, там таким самое место. Так нет же, король наш уперся, ни в какую не захотел отдавать. Все твердил, что это последняя воля королевы Кассандры. Вот и накликал на нас несчастья! В восточных провинциях засуха, в западных – наводнение. Зима идет, а закрома все пустые. Да еще война эта проклятущая! Солдаты герцога последний хлеб на полях сожгли, столицу разграбили. Принцесс наших, пташечек белокрылых, в монастырь заточили, - тут она шумно высморкалась в кончик платка, - а король наш, горемычный, сидит под арестом в покоях своих. Никого к нему не пускают… И не ведомо, жив ли еще…
- Жив, тетушка, жив наш король, - Рания ободряюще обняла ее за плечи. – Только боюсь, недолго ему осталось. Герцог Феликс провозгласил себя регентом, а солдаты его давеча к дворецкому приходили. Все кладовые проверяли, требовали лучшего вина.
- И зачем это?
- Герцог хочет устроить празднество на площади перед дворцом в честь будущего короля. Как сына своего коронует, так старого короля сразу в расход…
Валенсии понадобилось время, чтобы эти слова коснулись не только ее ушей, но и рассудка. Время, чтобы осознать их, прочувствовать и понять. Они словно яд, тягучий и горький, наполнили ее разум. Даже на языке она ощутила эту полынную горечь.
Вкус предательства.
Ее руки судорожно вцепились в пыльную ткань. Сжали так, что от напряжения заныли костяшки пальцев.
Значит, Имира сказала правду. Столица захвачена, отец вынужден был отречься от трона, а сестер выслали в монастырь.
И никто не пришел им на помощь. Никто.
Ни одно государство не станет нарушать право вето и вмешиваться во внутренние распри соседей. Если только нет особого договора о военной помощи. Такой договор Этрурия подписала с драконами, а она, Валенсия, должна была стать залогом этого договора.
И что же? Договор так и не вступил в силу. Император Ламаррии и пальцем не пошевелил. Просто смотрел, как рвут на куски маленькую Этрурию!
Гхарров дарг! Чтоб ему пусто было!
Ленси на секунду прикрыла глаза. Гнев ударил ей в голову, и внутри отозвалась магия Света. Та самая, которую она взращивала в себе на занятиях. Та самая, что однажды помогла ей вырваться из хватки Имиры.
Сила вскипела где-то в самом центре ее естества, обдав жарким пламенем. Наполнила вены бурлящим потоком, толкнула вперед.
Нет, еще ничего не закончилось! Герцог Феликс поторопился праздновать победу!
Она все исправит одним взмахом руки. Нужно лишь найти дядю.
И стоило этой мысли сформироваться у нее в голове, как окружающее пространство вновь подернулось белесым туманом. Но на этот раз он тут же растаял, а принцесса осознала себя стоящей посреди комнаты с узорчатыми стенами.
С гулко бьющимся сердцем она огляделась.
Это место было ей не знакомо. И в то же время оно не оставляло сомнений в своем назначении.
Высокие стрельчатые окна, стены, украшенные мозаикой, под ногами пышный ковер с замысловатым рисунком. Роскошная мебель, инкрустированная слоновой костью и разноцветными камнями. В центре – детская колыбель, прикрытая полупрозрачным балдахином. Рядом на высокой стойке дымится в курильнице фимиам, и душистый дымок поднимается к куполообразному потолку, расписанному драгоценной эмалью.
У колыбели, уронив темноволосую голову на сложенные руки, дремала женщина в платье из зеленого бархата.
Ленси задержала на ней взгляд. И сердце кольнула ледышка.
С того места, где стояла девушка, был виден только затылок незнакомки и высоко уложенный шиньон, обвитый ниткой изумрудов. Но это не помешало узнать ее.
- Климена… - беззвучно выдохнула Валенсия, узнав жену дяди. Вот еще одна виновница всех этих бед!
Женщина вздрогнула, будто что-то услышав, и подняла голову. Ее затуманенный взгляд обвел помещение.
- Кто здесь? – голос прозвучал хрипло и настороженно.
Ленси дрогнула, отступая к стене. Но в следующий миг поняла, что Климена ее не видит.
Неслышно ступая по мягкому ковру, принцесса приблизилась к колыбели. Там, в батисте и кружевах, лежал толстый розовощекий младенец с алыми щечками.
Единственный сын герцога Феликса, его наследник, его отрада. Тот, ради кого он готов был сойти в Преисподнюю, нарушить все клятвы и убить собственного брата.
Ленси немного отодвинула край балдахина. Безмятежный вид малыша вызвал у нее новый всплеск гнева. Магия в крови шевельнулась, напоминая о себе, и девушка вцепилась пальцами в край колыбели.
Между тем Климена склонилась над колыбелью с другой стороны. Заворковала, поглаживая согнутым указательным пальцем бархатную щечку ребенка:
- Скоро ты станешь королем Этрурии, мой драгоценный. Весь народ преклонит колени перед тобой. В монастырях будут молиться за твое здоровье, ты станешь равным правителям других государств! Я позабочусь о твоем благоденствии. Осталось только нашему папочке уладить небольшую проблему.
За ее спиной дрогнула занавесь, прикрывавшая выход из комнаты. И в детскую стремительным шагом вошел сухопарый мужчина в сером мундире с коричневыми петлицами. На его груди сверкал герб Тилезии, усыпанный алмазами. Напомаженные волосы были уложены изысканной волной, а под тонким орлиным носом серебрились пышные усы.
