Подпрыгнув от неожиданности, Валенсия обернулась.
Наставница стояла за ее спиной и со скучающим видом смотрела на ящера. Тот при ее появлении дернулся с угрожающим рыком. Рык перешел в сдавленный хрип, когда ошейник врезался в горло.
Ленси поспешила опустить голову в знак приветствия. Но муки зверя не укрылись от ее взгляда.
- Не правда ли, он хорош, - заговорила Имира таким тоном, будто обращалась к самой себе. – Отличный экземпляр.
- Откуда он здесь, матушка? – осмелилась спросить Ленси, когда та замолчала. – И почему его заковали?
- Он вел себя слишком грубо. Ворвался без приглашения, хотел украсть одну из послушниц. Пусть теперь посидит здесь, подумает.
Все это Имира произнесла, не отрывая от дракона холодного взгляда. Тот же ответил ей гневным рычанием.
- Но зачем анкру послушница?
- Это особенная послушница, - наставница скрыла кривую усмешку. – Только он просчитался. Обитель не то место, где можно просто прийти и взять то, что захочется. – Она обернулась к Валенсии. – А ты что здесь делаешь? Разве я не велела тебе отдыхать?
- Простите матушка, - Ленси опустила глаза. – Но вы сказали, что я могу провести день по своему желанию…
- И ты решила прийти сюда? – на идеально гладком лбу Имиры появилась морщинка.
- Да, матушка.
- Тебя так тянет к этим животным?
- Это не просто животные! – в глазах девушки вспыхнул огонь. – Они невероятно умные. И все-все понимают, только не говорят. Если бы я умела общаться с ними, как дарги!.. - она на секунду запнулась, а потом добавила, но уже тише: - Мне кажется, они и сейчас понимают меня больше, чем все остальные.
- И почему же ты так считаешь?
- Потому что они, как и я, не свободны.
На несколько секунд между ними воцарилась неловкая тишина. И Ленси невольно пожалела о вырвавшихся словах.
Но вот Имира разжала тонкие губы.
- Значит, все еще считаешь себя пленницей? – усмехнулась она. – И хочешь вернуться к людям, которым ты не нужна?
Ленси нужно было смолчать. Склонить голову, признавая ее правоту, и смолчать. Но вместо этого, подгоняемая внезапным упрямством, девушка вскинула подбородок.
- Нет, я хочу вернуться к людям, которые нужны мне.
Ее голос прозвучал едва слышно, но твердо.
Ленси ожидала, что матушка рассердится на подобную дерзость. Но к ее удивлению та вновь обратила свое внимание на дракона.
Несколько мгновений Имира разглядывала пленника так пристально, словно хотела прочитать его мысли. Тот больше не дергался и не рычал, просто лежал, опустив веки и тяжело дыша. Но было неясно, смирился он со своим положением или нет.
- Что ж, - произнесла Имира после затянувшейся паузы. - Я подумаю над твоими словами.
Она ушла так же неслышно, как и явилась. Даже пыль под ее ногами не шелохнулась, словно матушка и не касалась земли.
А Ленси осталась стоять возле клетки, пораженная собственной смелостью.
***
Дракон был доволен.
После стольких дней и ночей он снова видел ее. Снова вдыхал ее дивный запах. И все, в чем он нуждался сейчас, это чтобы она прикоснулась к нему. Почувствовать нежность ее руки, убедиться, что это не сон.
Но все было не так просто.
Роннар рвал и метал. Мысленно конечно. Его драконье тело мало того что было сковано магическими цепями, так еще и отказывалось повиноваться человеческому разуму. Бывший император в прямом смысле стал пленником своей второй половины. Теперь он мог лишь наблюдать за альхайрой сквозь прутья решетки и рычать от бессилия.
Когда он услышал от Фаэрна роковые слова, то на мгновение утратил контроль над собой. И этого мгновения оказалось достаточно, чтобы пробудить дракона от спячки. Мысль об альхайре затмила разум – и вот результат: он здесь, в клетке, скован, словно взбесившийся анкр, и у него нет ни малейшей возможности изменить свое положение.
Он помнил, как разрезал крыльями ночную тьму. Как бился грудью о невидимую стену, разделявшую мир людей и Обитель. И как она внезапно расступилась перед ним, позволяя пройти.
Наивный. Он воспринял это как добрый знак и был жестоко наказан.
Но это потом. А сначала он просто радовался, как мальчишка, когда учуял запах своей альхайры. Ее аромат разносился по всей Обители, и не было ни единого уголка, где бы он его не ощущал.
Первый порыв – отыскать источник этого аромата, схватить и унести прочь – он сумел подавить. Остатки рассудка привели его к главной башне, где на смотровой площадке уже стояла Имира Ариоссис.
- Зачем ты пожаловал? Хотя, дай угадаю. Пришел за своей альхайрой?
Ее насмешливый голос прозвучал ударом хлыста.
Дракон недовольно взрыкнул и закружил вокруг башни, не рискуя опуститься на ажурный парапет.
«Ты знаешь, зачем я здесь, - Роннар не собирался расшаркиваться перед старой ведьмой. Он знал, что она прекрасно слышит его. – Отпусти девушку, и мы с ней уйдем».
Ариоссис покачала головой:
- Не так быстро. Ты забыл наш договор, император. Или лучше называть тебя бывший император?
Это была насмешка. Даже не насмешка – плевок. Унизительная пощечина, напомнившая Роннару, чего он лишился.
День назад он бы пропустил оскорбление мимо ушей. Но не теперь, когда близость альхайры разбудила эмоции.
«Отпусти девушку!» - повторил он с безрассудным упрямством.
- Разве я ее держу? – Ариоссис развела руками. – Оглянись, все послушницы здесь по собственному желанию. Их никто не держит в цепях, как и твою альхайру. Но знаешь, что я тебе скажу, никто из них не захочет уйти из Обители, даже если я буду их выгонять!
«Они не знают другой жизни! А Валенсия знает!»
- О, да! – не сдерживаясь, Ариоссис расхохоталась. – Маленькая альхайра сполна хлебнула «другой жизни». Теперь она знает, что чувствует новобрачная, которую жених отдает на потеху солдатам в первую брачную ночь! Дарг, твоя самоуверенность не знает границ. С чего ты взял, что после всего она добровольно пойдет с тобой?
Справедливое обвинение хлестнуло его по сердцу. Судорожно шаря в закромах памяти, он пытался найти себе оправдания – и не находил. Ариоссис озвучила то, о чем он сознательно запрещал себе думать все это время.
«Она… пострадала?» - эти слова дались ему через силу.
- Раны на теле зарастут, - еще один ядовитый плевок. – Чего не скажешь о ранах в душе. Уходи. Ты ее не получишь.
Роннар заставил себя проглотить эти слова.
Да, старая ведьма права, как бы ему ни хотелось верить в обратное. Это его безрассудство поставило Валенсию под удар. Его самомнение едва не стоило ей жизни. Его гордыня причинила ей столько горя, что только чудо могло загладить эту вину.
