Часть первая
1
…Когда в пустых лесах, негромко и случайно, из дальнего окна доносится рояль…
Я поймал себя на том, что бездумно гоняю свежеотточенный карандаш по листу с почти готовыми записями. Рояль в пустых лесах… Помимо воли, моя мысль унеслась куда-то далеко. Я никогда не видел и не слышал ничего подобного, но представил себе какой-то дачный поселок с подступившим к окраине лесом. Старую, даже старинную дачу где-нибудь в уютном Подмосковье, с мелко застекленной пыльной верандой, с рассохшимися балясинами балконных перил над кривоватым крыльцом. И звуки рояля, всплывающие из распахнутого окна, летящие по лесу, отражающиеся от деревьев, смешивающиеся с негромким щебетом птиц… Когда была написана песня — в семидесятые годы, или даже в конце шестидесятых? Сегодня на дворе стоял восемьдесят четвертый. Тому устоявшемуся, сонному и романтическому существованию уже два года как настал конец. И медленно приближался из будущего неясный призрак перемен. Однако прежняя жизнь продолжала катиться по инерции, и практически ничего не изменилось внешне с тех пор, когда Юрий Иосифович Визбор сложил те удачные слова. И пусть в песне говорится о весне, а сейчас разгар лета и лес уже давно не пуст, мысли мои были уже далеко отсюда. В завтрашнем дне, который подарит почти то же самое… Мне так захотелось скорее туда, что уже не осталось сил больше сидеть за своим столом и делать вид, будто работаю…
— Илья Петрович!..
Я вздрогнул от звука собственного голоса: так хрипло и неуверенно прозвучал он среди шелеста бумаг. Прокашлявшись, я высунулся из-за своего кульмана и позвал еще раз:
— Илья Петрович!
Начальник, стучавший клавишами микрокалькулятора, поднял голову. Я напряженно ждал его реакции. Если он ответит «слушаю вас» — значит, находится в хорошем настроении, и мне можно продолжать дальше. А если просто спросит — «что такое?» — то лучше промолчать…
— Да-да, слушаю вас, — начальник посмотрел на меня, поправляя тщательно повязанный галстук. — Слушаю вас, Евгений Александрович! У него была такая манера: звать всех по имени-отчеству. Даже меня, хотя я в свои двадцать четыре года запросто мог быть его сыном. С одной стороны, это иногда льстило. Но чаще настораживало, поскольку от начальника вообще редко приходилось ожидать чего-то хорошего.
— Илья Петрович… — я кашлянул еще раз, потом выпалил одним духом: — Илья Петрович, можно я сегодня уйду пораньше, потому что мне завтра ехать в колхоз, и надо еще купить кое-что, вещи собрать и рюкзак сложить?
— После обеда? — зачем-то переспросил начальник, пристально глядя на меня.
— Да-да, после обеда, — я почувствовал, что вот-вот покраснею.
Словно был в чем-то виноват, и отпрашивался не для сборов в колхоз, а на встречу с приятелем в кафе.
— В колхоз, говорите?
— В колхоз. Завтра. Согласно приказу, с первого июля…
— В колхоз? — над своим кульманом показался долговязый Мироненко, старший инженер, спортсмен-разрядник, заядлый вело- и просто так турист, штангист, альпинист, и прочая. — В колхоз это хорошо. Мускулы во какие накачаешь!
— Да… Я бы в колхоз — с удовольствием… — из неприступного угла, образованного развернутым шкафом, мечтательно протянула сорокалетняя красавица Виолетта Алексеевна, инженер-филолог, работающая переводчиком на весь институт, но числящаяся в нашей группе. — Там такой воздух, солнце, река… Молоком можно умываться.
— Зачем… умываться? — не понял простодушный Мироненко.
— Что вы, Юрий Степанович, как это зачем? В косметических целях.
Кожа после него становится мягкая и эластичная… Виолетта любила делиться своими знаниям — и на подобную тему, и всякими другими — и сейчас с удовольствием завела бы беседу минут на двадцать. Тем более, что Мироненко, умный в общем-то мужик, всегда слушал ее, разинув рот от неожиданности. Но начальник прервал ее:
— А почему едете именно вы, Евгений Александрович? Вы ведь в нашей группе не самый молодой.
— От нас еще Лавров едет. Прямо из отпуска, не заходя на службу.
— А Виктор Николаевич почему не едет?
Молчавший до сего времени Витек Рогожников высунулся из-за кульмана:
— С двумя малолетними детьми, Илья Петрович, сейчас даже в армию не посылают. Не то что в колхоз!
Что верно, то верно — весной у Витьки родился второй сын. Хотя он был моложе меня. Впрочем, дурное дело не хитрое, как любил приговаривать мой сосед дядя Костя.
— А, понятно… — кивнул начальник. — Понятно.
— А вообще-то, — продолжал Рогожников, откинув со лба черные волосы, что всегда у него выходило как-то вызывающе, напоминая революционера или анархиста из старого фильма. — Я бы не против съездить был. Денег поднакопить никогда не вредно.
— Каких денег? — не поняла Виолетта. — Разве там много платят за работу? Раньше, как мне кажется, там вообще ничего не платили.
— Так и сейчас не платят, — пожал плечами он. — Но там кормят бесплатно и магазинов нет. А здесь тем временем зарплата бежит. Вот и получается экономия за целый месяц.
— Опять вы о деньгах, да о деньгах, Виктор Николаевич, — поморщился начальник. — Вам что — есть нечего?
Сытый голодного никогда не поймет, — подумал я, но вслух ничего не сказал.
Рогожников тоже не ответил, лишь потупился и спрятался за кульман.
— Так что, Илья Петрович — вы меня отпустите? — напомнил я о себе.
— Отпустить?… Отпустить, конечно, можно… Только зачем вам так рано? Вас что, жена в дорогу собрать не может?
— Жены у него нет! — быстро ответила из-за шкафа Виолетта.
— То есть как нет? — смутился начальник. — Евгений Александрович…
— Да нет, Илья Петрович, — серебристым девичьим голоском засмеялась она. — Не судите своим опытом… Жена у него в экспедиции на все лето.
Вот это женщина… В душе я восхитился. Она знала все и про всех — абсолютно. Я вроде на работе никому не говорил, что Инна в экспедиции, уже давно бродит по невероятно далеким сопкам Приамурья. И про то, что от начальника жена ушла — тоже вперед всех в свое время узнала…
— Ну если нет жены… — покачал головой начальник. — Тогда, конечно, можно. Только как вы, Евгений Александрович, через турникет пройдете в такое время?
— Ну вот, опять начинаются кошки-мышки, — подумал я. — «Я-то пожалуйста, но вахта вас просто так не выпустит, прогул запишет, и так далее…» Знает ведь, что вкладыш свободного прохода один на всю группу…
— Как-нибудь уж пройду, — пожал плечами я. — По-пластунски, в крайнем случае.
— Пусть вкладыш возьмет, — пробасил со своего места Мироненко. — Завтра утром перед отъездом отдаст кому-нибудь из нас.
