— Делать аборт я не собираюсь! Несмотря на то, что отец второго ребёнка меня гнусно обманул, — продолжила Настя так, словно не слышала меня вообще. — То есть автоматически я вновь выпадаю из строя рабоче-творческой молодёжи. Когда закончится декретный отпуск, навряд ли я смогу устроиться на новую работу легко и просто. К тому же мне надо на что-то жить. Поэтому цена вопроса меня очень сильно интересует.
Семён осторожно назвал заниженную примерную стоимость бабушкиного наследства. Сильно заниженную, уменьшенную в несколько раз.
Но даже эта сумма была впечатляющей.
— Понятно, — грустно усмехнулась Настя, скользнув сожалеющим взглядом по мне. — Хороший куш! Я согласна выйти замуж и потерпеть наличие имени и фамилии Смолякова в свидетельстве о заключении брака. Условие с детьми, надеюсь, будет соблюдено. Надеюсь, — подчеркнула Настя. — От случайного выкидыша никто не застрахован.
— Настя, что тебе сказали в поликлинике? — встревожился я.
— Хорошо, давайте обсудим ваши условия, — включился в разговор Семён.
— Подожди. Насть, что с беременностью?
— В порядке всё, Смоляков. Успокойся. Надеюсь, что условие в виде двух детей будет выполнено. Я всего лишь, выражаясь юридическим языком, обсуждаю форс-мажор.
Настя улыбнулась, достала блокнот с розовым единорогом из своей сумочки, полистала его и опустила взгляд в линованные листочки.
— Итак. Мои условия…
Семён вооружился ручкой и приготовился записывать, чтобы обсудить все детали.
Я почувствовал себя нечаянно лишним в этой схватке интересов, а потом спохватился: что за мысли?! Так можно и за бортом жизни остаться.
— Первое. Никакой пышной свадьбы. Мы распишемся. Простая роспись в ЗАГСе. Чем быстрее, тем лучше. Думаю, что люди со связями вроде вас способны организовать это как можно быстрее.
— Не проблема, — согласился Семён. — Свадьбу отстрочили только из-за желания сыграть её пышно.
— Сэкономите, — беспечно ответила Настя, повторив. — Чем быстрее, тем лучше.
— Одну минуту, я уточню у своего знакомого, как быстро вас смогут расписать, — извинился Семён и отошёл.
Настя принялась водить ручкой в блокноте и резко закрыла его, заметив мой взгляд.
— Настя, давай мы поговорим с тобой.
— Я уже разговариваю. Я обсуждаю вполне конкретные, понятные вещи. К тому же, реальные. В отличие от твоей, — фыркнула Настя, — якобы внезапно вспыхнувшей любви ко мне.
Я не успел ответить, вернулся Семён.
— Реально через три дня. Раньше никак.
— Отлично! — жизнерадостно сказала Настя и поставила галочку в своём блокнотике. — Второе. Смоляков временно лишил меня трудоспособности и обманным путём зачал второго ребёнка, который останется со мной на всю мою жизнь. Поэтому я хочу получить сорок миллионов.
91. Даниил
— Сорок миллионов? — закашлялся Семён.
Семён нарочно закашлялся, якобы удивился. Но мы оба знали, что бабулино наследство тянуло на гораздо большую сумму.
— Почему именно сорок миллионов? — поинтересовался Семён.
— Потому что из-за того, что появится второй ребёнок, мне придётся продавать свою квартиру и брать квартиру побольше, с доплатой, разумеется. Потому что мне надо будет содержать, учить и кормить двоих детей. Если распределить сорок миллионов хотя бы на восемнадцать лет жизни, получится по два с лишним миллиона в год. Разделите эту сумму на двенадцать месяцев, получите не так уж много. В столице зарабатывают гораздо больше. Так что да, я очень скромная, Смоляков. Лишнего мне не надо. Только суметь вырастить и обучить детей. Заметь, я не прошу покупать машины и квартиры ни им, ни себе.
— Вы, Настя, очень-очень скромная девушка, — спокойно заметил Семён. — Обсудим, когда и как вы хотите получить эти деньги.
— Развод, — быстро добавила Настя. — Ещё мне нужен будет развод. Мгновенный. Сразу же после того, как вы утрясёте всю нюансы с наследованием имущества.
— Конечно, — согласился Семён.
— Развода не будет! — громко сказал я.
— Конечно, не будет, милый. Если не состоится бракосочетание, то и развод тебе будет ни к чему, — ехидно ответила Настя. — Не проворонь денежки бабули, Смоляков!
Чертовка! Злая, обиженная на меня. Да, я накосячил ужасно, но я по-настоящему влюбился в неё!
— Пусть будет по-твоему, — внезапно мирно согласился я.
У меня будет в запасе почти год брака.
За это время я успею завоевать её доверие снова. Я добьюсь её любви. Опять.
— Нужно будет составить новый брачный договор… — это сказал Семён, полностью погрузившись в работу.
— Однозначно. И можете указать, что Смоляков потом не будет претендовать на моих детей. Не знаю, как это оформить правильно, в брачном договоре или в бумагах на развод. Это обязательный пункт. Я не хочу, чтобы Смоляков приближался к моим детям после того, как контракт будет расторгнут!
— Настя, пожалуйста… — попросил я, чувствуя сильную боль в груди.
— До расторжения контракта я разрешаю Смолякову видеться с Мироном один раз в неделю, не более двух часов в сопровождении третьих лиц, — жёстко сказала Настя, провернув клинок в моей ране.
— Хорошо. Я вас услышал. Теперь я хотел бы обсудить детали с Даниилом.
— Нечего обсуждать, Сёма. Я на всё согласен, — отмахнулся я, глядя лишь на Настю.
— Я буду ждать вашего звонка, Семён. Как окончательно обсудите все детали, позвоните мне, — попросила Настя и положила под блюдечко деньги за обед. — Всего хорошего!
Настя встала и торопливо пошла на выход.
Я рванул следом за ней.
— Насть, давай поговорим, а? Настенька… Насть!
— Мы всё обсудили. Все прочие нюансы я буду обсуждать только в присутствии юриста.
— Да прекрати ты этот цирк! — разозлился и резко развернул Настю к себе лицом. — Всё не так, как ты думаешь. Честно!
— Я слышала достаточно, Смоляков. Оставь меня в покое…
— Не оставлю! — рявкнул я, срывая с её лица проклятые солнечные очки, за которыми она прятала от меня свои глаза.
Настя рассерженно взглянула на меня. Я едва не задохнулся от вида её покрасневших и припухших глаз. Я притянул Настю к себе за плечи, обнимая.
— Насть, послушай меня, пожалуйста… Ты на самом деле стала очень дорога мне. Настенька…
— Тебе есть с кем обмениваться нежностями. Вот и обменивайся!
— Я тебя не отпущу! — пригрозил я, подхватывая на руки упрямицу.
Настя оскорблено надула губы, глядя в сторону. Я сгрузил свою добычу возле внедорожника. Она не сопротивлялась, и я решил, что можно действовать. Я прижал её к своему телу, целуя шею.
