— Допустим, Настя откажется. И что ты планируешь делать потом?
— Что-нибудь придумаю, — пожимаю плечами. — Хочу вернуть себе семью.
Мама Насти ничего не отвечает, поднимаясь на нужный этаж.
Я ломаю голову в догадках, можно ли звонить спустя десять минут или дать Насте больше времени поговорить вместе с мамой.
Решаю, что нужно дать больше времени. Но не выдерживаю, срываюсь в начале второй дополнительной минуты.
Сначала слышатся только механические гудки.
Моё сердце начинает стучать в том же монотонном ритме «ту-ту-ту», а потом резко ускоряется, когда Настя отвечает на звонок.
— Алло? Настя?
В ответ слышится шорох.
— Ладно, я пойду, Насть! — громко заявляет мама Насти.
— Ма, ну, ты куда?
— Так у меня дел полно! Потом поговорим, я завтра ещё к тебе приду.
Несколько секунд я слушаю только дыхание Насти. Частое и тёплое.
Пусть я не чувствую её дыхание на своей коже, но я просто знаю это.
Она тёплая, мягкая и обволакивающая своей нежностью.
Совершенно невозможная и удивительно хрупкая.
Моя.
Сделаю всё, чтобы она снова стала моей.
— Как ты себя чувствуешь?
— Перейдём к делу, Даниил. Зачем ты попросил маму передать мне чужой телефон? — спрашивает Настя.
Голос всё ещё прохладный, как ветер в конце октября, но уже не морозит намертво, как день тому назад.
— Я понял, почему ты обозвала меня жадным. Из-за нашего контракта, да? Семён решил мне его подсунуть. Он изменил один из пунктов. Я не знал, Насть. Честное слово. Он несколько лет ведёт все мои дела. Я доверял ему безоговорочно и всегда ставил подпись, не читая бумаг.
— Дурачок, — колет шпилькой Настя.
— Да-а-а, — выдыхаю, прислоняясь к стене. — Знаю, что так. А ещё знаю, что на слово ты можешь мне не поверить. Поэтому мама передала тебе трофей, отобранный у пленённого фашиста.
Настя усмехается. Наверное, в сторону, чтобы я не услышал, как она улыбается и смеётся моим шуточкам, не всегда смешным, а чаще всего дурацким.
Но она улыбается, и в моей груди буйным цветом распускается радость.
— И что я должна с ним делать? Пользоваться? Смоляков, ты меня поражаешь!
Я внезапно начинаю оглушительно громко смеяться.
— Да нет же, Насть! Ты меня не так поняла! Ты подумала, что я решил тебе подарить б/у-шный телефон? Неужели ты видишь меня Скруджем Макдаком?
— Прекрати, Смоляков. Мне нельзя сильно напрягаться, — выдыхает Настя с широкой улыбкой, слышимой в голосе.
— Прекращаю. Просто открой Viber. Почитай переписку Семёна и Нади, — поясняю. — Надя — это та девушка, которую ты видела. Только не злись, умоляю! Просто прочитай всё и сделай выводы.
— Я не хочу пачкаться в этом.
— Насть, меня едва не провели, как барана. Семён задумал провернуть эту схему, как только узнал о наследстве. Он хотел меня надуть. Просто прочитай и послушай, о чём они говорят. Пожалуйста!
Настя молчит, раздумывая.
— Ладно, Даниил. Дай мне немного времени.
— Я перезвоню через полчаса? — с надеждой спрашиваю я.
— Я сама тебе перезвоню! Если захочу, конечно… — поправляет себя Настя.
Полчаса я мечусь по коридору больницы. Потом раздаётся трель звонка.
— Я тебя ни капельки не простила! — решительно заявляет Настя. — Я признаю, что тебя хотели развести, как младенца. Но!..
— Да, Мышка. Есть одно большое «но». Я всё равно засранец и редкостный говнюк, потому что не был честен с тобой с самого начала. Просто ты мне сильно понравилась. Скажи я тебе сразу, в чём дело, ты бы послала меня.
— Было бы здорово. Меньше проблем!
Настя всё ещё обижена на меня. Это, наверное, правильно.
Я обманывал доверие Насти. Хотелось бы мне, чтобы она простила меня прямо сейчас и позволила увидеться.
Но в нашей ситуации перемирие не настанет после волшебного щелчка пальцами.
— Я тебя люблю.
— Давай не будем сейчас говорить об этом? — просит Настя тихим голосом.
Я цепляюсь за это предложение, расценивая его как: «Давай поговорим об этом позднее?»
102. Настя
На сохранении я пролежала почти целую неделю. Меня посещала мама и ненаглядный Мироша.
Даниил постоянно был где-то рядом. Его присутствие чувствовалось во взгляде сына, блестящем задором. Чувствовалось между слов, сказанных мамой.
Я всё ещё не хотела, чтобы Даниил поднимался ко мне, и просила не пускать его ко мне в палату. Он не перечил, принимая вынужденное отстранение как должное.
Смоляков признал свою вину. Признавал постоянно и просил прощения.
Мы обменивались разговорами по телефону.
Вопреки моему решению не проникаться к Даниилу, снова это происходило само по себе.
Я пыталась держаться изо всех сил. Но губы расплывались в улыбке от его хрипловатого низкого голоса и чувственных намёков с тончайшим налётом похоти.
— Скоро тебя выпишут, Мышка?
— Не называй меня мышкой, Даниил, — попросила я.
— Ты очень рассерженная мышка, Настя. Может быть, простишь меня хотя бы немного? Можно будет встретить тебя и забрать из больницы?
— Не хочу пока видеться. Боюсь, что теперь у меня появилась аллергия на тебя.
— Я принесу тебе самое мощное антигистаминное средство, — улыбнулся Смоляков.
Я не могла не улыбнуться в ответ на его тёплый голос, пронизывающий мурашками насквозь. Чувствовала, что Даня всё равно придёт, когда мне разрешат выйти из больничной палаты.
Даниил упорный. Он не собирается сдаваться и крошит моё нежелание видеться с ним беспрестанным вниманием.
Так и получилось. Даниил стоял рядом с мамой. Мирон крутился по его левую руку, держа букет.
Мои мужчины шагнули ко мне одновременно. Мирон с разбегу крепко обнял меня, по привычке потянувшись руками вверх.
— Э, нет, Мирон! — осадил его Даниил. — Теперь маме нельзя поднимать ничего тяжёлого. Взрослых парней вроде тебя — тем более! Доктор запретил.
Я улыбнулась и поцеловала сынишку. Своего отца он послушался беспрекословно.
Через мгновение Даниил обнял меня ласково и нежно, заботливо, но пока ни на что большее не претендуя.
Я оказалась заперта в ловушке его сильных рук и крепкого тела, вдохнула пьянящий, мужской аромат.
Я понимала, что объятия затянулись, но покидать капкан рук полюбившегося мне мужчины не хотелось совершенно.
