– Ну что ж, бывает, – равнодушно сказала Джейн.
– При подобных мыслях лучше оставаться милой девушкой в платьице, – взахлеб продолжила я. – Либо ты стопроцентный альфа-самец, либо стопроцентная альфа-самка. Как может альфа-самка ходить в камуфляжном костюме, лысая и в солдатских сапогах? На нее западет мужчина с девиацией, но никак не альфа. А что один мутант создаст с другим мутантом? Правильно, еще одного мутанта. Зараза притягивает заразу. Вирусы видоизменяются, совершенствуют свои формы выражения и способы распространения.
– Тебе виднее. Я контакт профессора скинула.
– Спасибо. Ты когда-нибудь испытывала жалость?
– Жалость к кому?
– К себе, к другим, к старикам, к матерям-одиночкам, к брошенным в Африке голодным детям?
– Эм-м-м, нет. Мне всегда было все равно.
– Правильно, должно быть все равно. Именно это чувство – жалость – испытывает большинство, глядя на таких людей. Им жалко друг друга, а эти люди ограниченны. Что им мешает прямо сейчас взять, наполниться силами и осуществить то, что они давно замышляют?
– Жалость и мешает.
– Верно. Жалость вообще нужно исключать!
Мы живем в эпоху звериного капитализма, где каждый сам за себя. Глупо ожидать от людей гуманности. В эпоху СССР во главе угла стоял человек, избранной философской системой считался гуманизм. Теперь не так. Теперь побеждает тот, у кого деньги и власть.
– Есть один плюс в людях, которые раскрыты не до конца и находятся всегда где-то между стопроцентным мужчиной и стопроцентной женщиной. Добавим к наименованию принадлежности пола приставку недо-. Что у человека между ног? Пенис? Значит, это должен быть мужчина и развиваться он должен по-мужски. Когда он жаждет деятельности, зарабатывает деньги, то с ним все в порядке. А если в выходные предпочитает валяться на диване, это недомужчина. С женщинами то же самое. Плюс таких людей в том, что они гибкие, их легко подтолкнуть, и они совершат какое-то движение. Это движение приведет их либо в стопроцентное альфа-состояние, либо они, как неваляшки, поболтаются немного между всеми состояниями, попробуют всевозможные варианты, а затем выйдут в исходную точку «ноль», откуда пришли, где они были ни мужчинами, ни женщинами, а просто человеками. Недочеловеками. То самое состояние «ноль», о котором ты говорила.
– К чему эти оправдания? Ты говоришь сейчас очевидные вещи непонятно кому и для чего! – сделала замечание Джейн. – Если ты думаешь, что я осуждаю тебя за то, что ты попросила контакт этого химика, не парься, это не так. Хочешь получить какое-то зелье – не вопрос, я даже время не буду тратить, чтобы все это выяснять.
Вместо ответа на вопрос я молча взяла со стены гитару и начала играть. Инструмент был расстроен, последняя струна отсутствовала, и корпус был немного погнут от влаги. Неудивительно, почему эта гитара так долго украшала одну из стен ресторана.
– Не возражаете? – спросила я проходящую мимо официантку. Она жестами показала, что все нормально и я могу продолжить играть.
Я импровизировала, взяв мелодию из Wolfheart, из старых треков этой группы. В ней сочетаются сложные акустические переборы с соло, что придает звучанию объем и даже силу. Без вокала, поскольку вокал там довольно специфический, а шокировать публику я не намеревалась. Под такие песни хорошо не грустить, а предаваться размышлениям, заниматься творчеством и планировать свои дни. Атмосфера подталкивала к исполнению рок-музыки, а лучше метала. Затем я стала напевать на шведском, хотя знала его совсем немного – могла читать со словарем. Тот старый турист, которого плющило, подошел ко мне и начал говорить что-то на своем родном языке. Я не поняла ни слова, но, судя по его экспрессии, он восхищался моей музыкой и просил исполнить что-то свое.
Я захотела обсудить с Джейн произведения Ницше «Веселая наука» и «Злая мудрость», на что она отреагировала очень негативно.
– Ты пытаешься создать иллюзию высокого интеллекта, показать свою высокую осведомленность, но не выйдет. Ницше – просто красивое слово. Звучит красиво, как и Шопенгауэр, Сартр, Кант. Тебе же на ум не придет сказать, что твой любимый автор, скажем, Мамин-Сибиряк. Звучит эта фамилия, мягко говоря, немодно. Вот и выбирает молодежь себе кумиров вроде Ницше, старого одинокого шизофреника.
Джейн не вдохновилась моей музыкой. Она взяла свою белую лакированную сумочку и, сказав пару слов, вышла на улицу. Что было у нее на уме, я ни за что бы не догадалась. Обида? Неприязнь ко мне? Желание избежать дальнейших распросов?
«Твоя мать уехала от тебя на край земли, лишь бы только не встречаться с тобой, а ты за ней бегаешь», – упрекнул меня внутренний голос.
Мне стало не по себе. Я посидела в ресторане еще немного, затем взяла такси и поехала к одному моему знакомому. В мыслях я уже дожидалась, когда рецепт зелья от профессора из Майами будет готов, хотя еще даже не успела прочитать сообщение, которое отправила мне Джейн.
Один мой друг знает, насколько я вспыльчива, и, чтобы хоть как-то смягчить меня, он каждый день привозит букет цветов, а если мы не можем встретиться, то передает через курьерскую компанию. Каждый день букеты разные. Перед сном мне стабильно приходят сообщения: «Спокойной ночи, дорогая!» Подозреваю, что это такая программа, бот для рассылки сообщений. Ведь ни в одном из сообщений не было обращения ко мне по имени. В любом случае придумано несколько наивно; я представляю, как каждая из его знакомых каждый вечер читает его сообщения и с мокрыми трусами предвкушает свадьбу с богатым человеком.
Глава 8
Псевдоподруга Дашка, как и прежде, вела себя со мной в школе так, словно мы не знакомы, а после уроков утешала меня и заискивающе мной восхищалась. Папа, как и прежде, пропадал на работе, а по выходным делал уборку, готовил еду и отсыпался перед телевизором на кухне. Школьный кабинет музыки опустел. Не с кем было поговорить после уроков и во время перемен. Каждый раз с надеждой я подходила к пустой комнате, тянула дверь на себя, но в ответ не получала ничего, кроме мертвой тишины.
Моя жизнь наполнилась невыносимой скукой, как в фильме «День сурка». Порой проскальзывала мысль бросить учебу, но это был не выход. Бабушка и отец явно были бы не в восторге от такого решения. Мне хотелось объясниться, хотелось спросить Максима Александровича, зачем он это сделал, с какой целью он выгораживал себя, но не заступился за меня. Однажды я увидела распахнутую дверь и помчалась в кабинет с такой собачьей радостью, с какой я встречала его в первые дни нашего близкого общения, когда он сгладил мое горе. Но увидела я там не любимого учителя, а уборщицу со шваброй в руках.
– Простите, а Максим Александрович здесь? – торопливо спросила я.
– Кто это такой? – буркнула уборщица. – Не знаем таких!
