— Вот мы геологией занимаемся, — задумчиво говорил он. — А по пути невольно сталкиваемся и с историей планет, и с историй жизни прошлых и настоящих цивилизаций. Соприкасаемся с другой культурой, другим разумом. Современность — это здорово, но древность, прошлые миры тоже имеют значение. Мы их чувствуем, даже когда видим только оставшиеся от них обломки. Как будто люди из прошлого стоят у нас за спиной и дышат нам в затылок. Смотрят на нас, спрашивают: откуда мы, что здесь делаем, зачем сюда пришли? Что нам нужно от их земли, их цивилизации? Кто мы, циничные мародеры или добрые наследники, которые восстановят память о них, их мире, чтобы его не забыли во вселенной? Ведь если мы пришли что-то взять, то должны что-то оставить взамен. У тебя не было таких мыслей, когда ты видела развалины древних городов, останки жителей, их культуры?
— Были, — призналась Елена. — Это похоже на чувство сопричастности, состраданию чужому горю. То же ощущение. И желание вести себя тихо, и бережно относиться к памяти минувшего. Там, в пещере, когда я смотрела на двух мертвецов, то чувствовала, что я вторглась на некую священную территорию, чей покой нельзя нарушать. Когда я забрала меч и вытащила золото, мне было очень неловко, даже жутко. Как будто я разоряю могилу. Я успокаивала себя, что эти вещи им уже ни к чему, но это чувство не проходило. Да оно и сейчас не ушло, просто сгладилось, затаилось внутри.
И я много думала… Бог знает, что не поделили обе расы, какие демоны жили в тех и других. Кто был прав, кто виноват. Но пострадали и проиграли и те и те. Наверно, их убили собственные пороки. Судьба отомстила им за алчность, за гордыню, за жестокость. Ведь золото в конце концов не досталось никому. Оно так и упокоилось в сумрачном ущелье под охраной полчищ серых и черных птерозавров.
— Это как в сказках, когда дракон охраняет сокровища, — тихо вставил Орест. — Но тут был не один, а тысячи.
— Да, это так.
— Но в финале нашей сказки все же нашелся рыцарь, который убил драконов и расколдовал сокровища, — тонко улыбнулся инженер.
— Да, наверно так и должно было случиться, — серьезно ответила Елена. — Где-то я слышала, что Бог дает человеку испытание по силе. Думаю, любой другой патфайндер не стал бы так рисковать, как я. Да и Цорн держал бы пилотов подальше от этого осиного гнезда. Могло бы получиться, как в древней восточной притче. Когда женщина потеряла в доме иголку, а стала искать ее на улице, почему? Потому что там больше света. Так экспедиция могла бы ничего не найти.
— Ты хвалишься? — лукаво прищурился Орест.
— Нет, я говорю о провидении, о том, что назначено. Может, я была избранной, не знаю. Может, все было не случайно. Каждому свое…
— А где твой меч? — внезапно спросил Орест. — Забрали?
— Нет, он здесь. У окна, за шторой.
— Можно взглянуть?
— Конечно.
Орест поднял с узкого подоконника меч, чисто вымытый, упакованный в прозрачный пластик. Долго рассматривал дерзкое стальное лезвие, узоры на гарде, оскаленную голову барса на навершии.
— Тонкая работа, любовно созданная, — оценил он. — Мастер знал свое дело. Знаешь, а эта штука может стоить кучу денег на черном рынке.
— Я его никогда не отдам, — улыбнулась Елена. — Он спас мне жизнь. И хомохарам тоже. Мне он, наверно, даже дороже золота и ордена. И я поставила им точку в древнем противостоянии. Тотем барса все-таки победил тотем ящера. Чтобы выиграл другой тотем, инопланетный… — она вздохнула.
— А у твоих хомохаров есть религия? — неожиданно поинтересовался инженер, продолжая любоваться оружием.
— Ну да, — Елена удивленно взглянула на Ореста. — Вера в духов, первичный шаманизм, так сказать.
Инженера неожиданно разобрал смех. Он смеялся и смеялся без остановки.
— Ты чего?
— Да вот, представил, — он не переставал смеяться. — Жили себе они и жили, воевали с ящерами, поклонялись духам. И вдруг с неба пришла какая-то дама, явно не зверь и не дух. Одолела всех их врагов, спасла племя, помогла, защитила, осчастливила, разогнала тучи на горизонте их будущего. И ушла обратно в небо. Святая, да и только! Теперь их религия изменится. Я тебе точно говорю! — он многозначительно осклабился.
— Орест, да ты с ума сошел. Не кощунствуй. — Елена сама начала смеяться, почти нервно. — Это слишком, Орест.
— А почему нет? — он сел на постель рядом с ней. — Ну ладно, ты не одна такая. Вообще люди, земляне, которые позволят теперь им жить и развиваться без опаски. Но ты стала первой ласточкой! — Он дружески обнял Елену за плечо. Он помолчал немного, глянул на часы. Было уже совсем поздно.
— Ну ладно, пойду я. Наверно утомил тебя своей отсебятиной.
— Да нет, что ты.
— Пойду-пойду. У тебя режим, нельзя нарушать. Тебе нужно что-нибудь от меня?
— Ну… Хочу кота на ночь. Принеси кота.
— Какого?
— Дона Мурчильо, он мне больше нравится.
На «Нибелунге» жило несколько котов и собак, которых земляне взяли в экспедицию. Один из котов, привезенный с родины каким-то испанцем, за аристократический вид и важные манеры получил от геологов кличку Дон Мурчильо.
— Окей, принесу, если найду!
Через три минуты инженер доставил к Елене пушистого зеленоглазого красавца. Кот соскользнул с его рук прямо в постель. Он сразу понял, что от него требуется. Он церемонно подплыл к женщине, покачивая пышным хвостом-метелкой, оценивая, где бы получше устроиться. Приблизился к ее лицу, защекотал щеку усами, густо и роскошно заурчал. Елена с удовольствием запустила пальцы в его роскошную, шелковистую шерсть.
— Ну вот, котище нашел хозяйку, — умилился Орест. — Ну все, ухожу, пора. Спокойной тебе ночи, Лена!
— Счастливо, Орест.
Инженер ушел, а Елена еще долго лежала, поглаживая Дона Мурчильо и вспоминая, как она гладила хомохаров. Звезды сияли ей из окна, словно тысячи ясных, распахнутых глаз. Было так хорошо и тепло на душе, как тогда, когда она грелась с гуманоидами у костра, напевая нежную песню…
Ее история закончилась как нельзя лучше. Впереди ее ждало только хорошее. Будущее открывалось яркими и заманчивыми перспективами, полными новых приключений и удач, открытий и подвигов.
Звезды горели все сочнее и горячей. Она засыпала, и ей чудилось, что это хомохары глядят на нее из ночи и тихо зовут на все лады: Ена…Ена…Ена…Ена…Ена…Ена… Ууууууууууууууууу…
Конец.
