Парк Уэно был не только ареной для ознакомления с научно-техническими достижениями, парк реагировал на любое крупное событие в государственной жизни. Провозглашение Конституции (1889 г.), победы в войнах с Китаем (1895 г.) и Россией (1905 г.) сопровождались соответствующими торжественными мероприятиями (митинги, шествия, выставки), возле пруда Синобадзу были выставлены пушки, захваченные в войне с Китаем. Буддийский лотосовый пруд с мирными карпами превратился в арену для демонстрации воинского духа нации. 9 мая 1919 г. состоялись торжества по случаю 50-летней годовщины переноса столицы из Киото в Токио. Император Тайсё вместе с супругой и наследным принцем Хирохито в сопровождении членов правительства появился перед 60 тысяч человек в парке Уэно. В 1921 г. в парке показывали и документальный кинофильм, посвященный поездке престолонаследника принца Хирохито за границу. Уэно с его храмом Канъэйдзи обладал ритуальными функциями при сёгунате, при новой власти это место сохранило за собой похожие функции. Но поклонялись там не праху сёгунов, а живым представителям императорской фамилии.
Праздник в Уэно, посвященный 300-летию основания Токио (1889 г.)
Парк Уэно стал самым посещаемым местом в стране. С 1882 г. японцы смогли добираться туда по железной дороге. На территории сада были возведены капитальные кирпичные строения: императорский музей (1882 г.), императорская академия наук (1882 г.), токийская музыкальная школа (1887 г.), ассоциация искусств (1888 г.), токийская художественная школа (1889 г.), императорская библиотека (1906 г.), токийский художественный музей (1926 г.). В отличие от традиционного сада парк Уэно устраивался не сразу, список строящихся на его территории зданий был принципиально открытым. На территории парка проводилось множество выставок – промышленных, сельскохозяйственных, художественных. Поэтому его часто называли «лесом культуры и искусства». Хотя там действительно росли деревья, к настоящему лесу они отношения не имели. Кроме того, в Уэно имелись зоопарк (открыт в 1882 г.) и ипподром (1884 г.). Последний был создан в качестве средства пропаганды новой, передовой армии с сильной кавалерией. Ипподром располагался рядом с прудом Синобадзу. Несущиеся мимо его знаменитых лотосов лошади создавали образ сильной и динамичной Японии. Имелась в парке и читальня, в которой посетители парка могли ознакомиться со свежей прессой, которая, естественно, не только информировала, но и агитировала за прогресс.
Триумфальная арка в Уэно, сооруженная в честь военной победы Японии над Россией (1905 г.)
Путеводители по Токио непременно рекомендовали туристам посетить Уэно. Описывая вновь возведенные на территории парка объекты, они непременно сообщали, что находилось на этом месте ранее. Процесс строительства сопровождался процессом разрушения. При этом строители старались относиться к зеленым насаждениям с бережностью: старые деревья не подлежали вырубке. Таким образом, преемственность времен осуществлялась не столько с помощью творений рук человеческих, сколько при посредничестве растительного мира, придававшего антропогенной конструкции прочность. Рельеф и природа оставались прежними, но их «начинка» претерпела самые решительные изменения.
Европейский сад нового времени являлся сценой, где развертывалось действие огромного количества литературных произведений. Такой сад «провоцирует» находящихся там людей на совершение самых разных поступков: от вульгарной прогулки до смерто-и самоубийства. Что до традиционного японского сада, то одной из основных его характеристик являлось как раз отсутствие любого неожиданного действия, ибо эта площадка полностью защищена от любых вредоносных сил, которые являются генераторами событий. На такой сад смотрят, им любуются, наблюдая за ним, пируют и сочиняют стихи, но на большее он не способен. Японский сад события не генерирует, он обороняет от них. Невозможно себе представить, чтобы о традиционном японском саде было сказано «страшный» («мрачный») или чтобы в садовом пруду обнаружили утопленника. Но так же невозможно, чтобы на берегу этого пруда происходили любовные свидания. Между островами Хорай и Цитеры нет ничего общего. На первом ищут бессмертия, на втором – плотских удовольствий. Европейская культура ищет вечной молодости, а японская – вечной старости. Поэтому на Хорай живут старики, а на Цитере – половозрелые искатели приключений.
Однако с учреждением публичных садов ситуация в Японии начинает меняться, сад и пруд становятся сценой для совершения там поступков, которые были немыслимы раньше. «Передовые» юноши прогуливаются там с девушками, а молодые герои повести Мори Огай «Дикий гусь» (1911–1913) убивают камнем гуся, мирно обитавшего в пруду Синобадзу. Убив, скрытно уносят и с аппетитом пожирают убоину
[515]. Пруд, который всегда служил резервуаром для отпущения туда живых существ, превращается в место убийства. Новая культура бесцеремонно отменяла культуру прежнюю. Носители этой новой культуры являлись поборниками прогресса – убив гуся, они тащат труп домой и, как ни в чем не бывало, обсуждают по дороге формулу вычисления объема конуса.
Одним из способов структуризации нового садового пространства стали памятники – явление, которое полностью отсутствовало в традиционном арсенале японского садовника. При входе в парк возвышалась бронзовая статуя Сайго Такамори (1827–1877), признанного в декабре 1898 г. образцовым воплощением самурайского духа. В немалой степени это было обусловлено победной войной против Китая за «освобождение» Кореи от китайского влияния. Сайго был горячим сторонником присоединения Кореи к Японии, но при жизни его мечта осуществиться не успела. О символической важности фигуры Сайго Такамори, которая с течением времени приобретала все большее значение, свидетельствует тот факт, что именно с площадки, где был установлен памятник, император Сёва в марте 1929 г. осматривал город, заново отстроенный после разрушительного землетрясения 1923 г
[516]. Этот акт осматривания столицы был современным осмыслением ритуала «осмотра страны» (куними), известного с глубокой древности. Этот акт подтверждал право государя на владение страной.
Мори Огай
Памятник Сайго Такамори в парке Уэно
В 1912 г. в парке была установлена бронзовая конная статуя принца Комацу-но Мия Акихито (1846–1903), известного своими военными свершениями. Одним из них было усмирение мятежа 1876 г., который возглавлял Сайго Такамори. Принц Комацу стал командующим японской армией во время войны против Китая в 1894–1895 гг., получил звание маршала. Статуя Сайго Такамори запечатлела его с охотничьей собакой, принц восседал на коне. Конный принц победил Сайго с собакой, оба они украшали сад и структурировали пространство не столько природное, сколько имперско-историческое. Оба они были людьми военными. Только они могли рассчитывать на то, чтобы быть запечатленными в бронзе. Традиционный сад останавливал время и демонстрировал неизменные ценности. Публичный парк новейшего времени демонстрировал текучесть времени, отлитого в металл.