Известный философ и культуролог Вацудзи Тэцуро (1889–1960) много размышлял о природном факторе применительно к японской культуре, и его построения приобрели большую авторитетность. В наиболее полной версии взгляды Вацудзи Тэцуро на природу представлены в книге «Фудо» («Природные условия», 1935 г.; частями она публиковалась и ранее). В этой книге он обосновывает прямую зависимость поведения, характера и стиля жизни человека (народа) от тех природных условий и климата, в которых ему приходится жить. Книга имела ощутимый резонанс, она регулярно переиздается до сих пор и пользуется весьма большой популярностью.
Вацудзи Тэцуро
В 1927 г. Вацудзи Тэцуро отправился в служебную командировку в Европу в качестве исследователя, приписанного к Министерству образования. Так же, как это случилось с Янагита Кунио, он не смог «вписаться» в тамошнюю жизнь и его заграничные впечатления послужили отправной точкой для размышлений о Японии. В данном случае речь шла о свойствах японской земли, прежде всего о климате.
Влияние отрицательного личного европейского опыта хорошо видно в книге Вацудзи. В этом отношении он является достаточно типичным примером японца того времени, который, отправившись на известный только по книгам «идеальный» Запад, в результате приходил к выводу, что японские реалии ему больше по сердцу. Это были разочарованные странники. Общая фрустрация от перемены мест заставляла их видеть на Западе не столько достоинства (истинные и мнимые), сколько недостатки (мнимые и истинные). Это касалось не только устройства жизни, но и среды обитания в целом. Так, Вацудзи с раздражением пишет, насколько его угнетает темная европейская зима, и приводит примеры, столь показательные для воспитанного на книжной культуре японца: в облачный день можно читать книгу только при электрическом свете, а в библиотеке, где не включают электричества, следует занять место у большого окна, где, однако, все равно не хватает света…
[521]
Являясь мыслителем широкого профиля, Вацудзи Тэцуро придумал такую классификацию природных зон: муссонный климат (Индия, Япония, частично Китай), пустыня (мир Ветхого завета – арабы и евреи), пастбищная зона (Древняя Греция и Европа). Япония относится к зоне муссонного климата, где он имеет значительную специфику. Принципы такой классификации вызывают вопросы, однако не будем забывать, что построения Вацудзи имели в Японии большой успех среди широкой публики, а это означает, что строгие основы классификации мало беспокоили ее. Скорее, публике было важно само наличие классификации, где Япония занимала особое положение. Японцы хотели, чтобы им придумали такую Японию, естественная любовь к которой получила бы «научное» оправдание.
Согласно Вацудзи, главными свойствами муссонного климата являются жара и влажность. Человек не в состоянии бороться с ними, эти факторы действуют парализующим образом на его волю, делают его пассивным наблюдателем. Отсутствие смены четырех времен года порождает однообразие окружающей среды, лишает обитателей муссонного климата исторического сознания. Репрезентацией такого менталитета выступает Индия. Тамошняя природа «обволакивает» человека, провоцирует пассивное и одновременно восторженное отношение к окружающей среде, индиец не покоряет природу, а индийские мыслители не вырабатывают оппозиции человек/природа, что является огромным контрастом по сравнению с построениями философов Древней Греции и впоследствии Европы.
Миром пустыни управляют изнуряющая жара, недостаток воды, унылость пейзажа. Условия жизнитаковы, что исключают выживание в одиночку, а потому требуется четкая общественная организация и сильная власть. Недостаток ресурсов способствует воинственности и захватническим войнам, отношения между людьми характеризуются враждебностью. В пустыне главной гарантией выживания является деятельность человека, природа же как таковая ценности не имеет. Примат антропогенного приводит к тому, что жители пустыни отдают предпочтение не привольным природным формам – они видят красоту в симметрии. Характерный пример представляют собой египетские пирамиды.
Пастбищная зона – это сочетание влажности и сухости. Главное свойство этой пастбищной земли заключено в том, что без участия человека она порождает только сорняки, а это создает ситуацию, когда в отношениях между человеком и окружающей средой главная роль принадлежит человеку. Преодолевая сопротивление природы, люди пастбищ, в отличие от обитателей пустынь, вступают в конфликтные отношения внутри группы, одна часть коллектива порабощает другую. Так, например, произошло в Древней Греции, где были свободные жители полисов (рабовладельцы) и подобные скоту рабы. Такое устройство жизни приводит к экспансионизму и созданию империй. Рабовладение в Америке является логическим продолжением такого порядка вещей и отражает тот факт, что человек выступает «хозяином» (победителем) по отношению к природе.
В Японии, разумеется, все обстоит по-другому. Благодаря приносящим влагу муссонам растительный мир Японии чрезвычайно богат. В то же время, в отличие от южно-муссонных стран, в Японии четко выражены четыре времени года. Кроме того, Япония – это страна тайфунов. С одной стороны, они всегда приходят приблизительно в одно и то же время, но с другой – неизменно имеют внезапный характер. Кроме того, в Японии выпадает и редкостно много снега. Поэтому одним из символов японского пейзажа является покрытый снегом бамбук
[522].
Многообразие погодных условий обеспечивает уникальное богатство природной среды, а она, в свою очередь, создает богатство натуры японца, в которой сочетаются и южно-муссонная пассивность-подчинение, и лабильность психики (времена года), и взрывные (воинственные) характеристики (тайфуны). Этот характер описывается в растительном коде через образ сакуры – буйно и дружно цветущей и так же дружно сбрасывающей свой цвет. Последнее символизирует готовность японца к смерти, продемонстрированную онемевшему от восхищения миру во время японско-русской войны
[523].
Такое же проявление природной среды в японском характере Вацудзи обнаруживает и в любовных отношениях. По его мнению, нигде в мире любовные отношения не описываются как столь сокровенно-умиротворенные и в то же время как столь интенсивно-взрывные, неистовые, как это происходит в Японии. В качестве доказательства он предлагает перечесть любовные истории, которые содержатся в «Кодзики». Этот изначальный потенциал не смог выхолостить даже буддизм, который в своем японском проявлении не делает разницы между духом и телом. Традицию двойного самоубийства, которое стало «основной темой» искусства эпохи Токугава, Вацудзи относит к чисто японскому дискурсу. «С помощью отрицания жизни происходит утверждение любви. Сердце, желающее вечной любви, кристаллизуется в результате мгновенной экзальтации»
[524].
