Каждый человек (во всяком случае высокопоставленный) обладал определенным запасом дэ. Императорский запас самый значительный, и правитель имеет возможности для его пополнения, что он и делает с помощью доступных ему ритуальных средств. Обладающий дэ государь обладает светоносностью и культурностью, которые он транслирует на своих подданных. Таким образом, они напрямую зависят и от потенций государя, и от приближенности к нему.
Когда подданные Камму возносят ему хвалы, они прямо и честно заявляют, что его добродетельность достигает Неба, Земли и Человека, его свет равен солнечному, он наполняет всю страну вплоть до самых до окраин, благодаря чему погоды в стране стоят самые благоприятные и земля исправно родит
[75]. Ближе к концу правления Камму в глазах его подданных ситуация не изменилась. Появление на небе звезды Старика (альфа из созвездия Южного Креста), которая, как считалось в китайской астрологии, сулит долголетие и обещает спокойствие в стране, они приписывают добродетельности государя. Он же в ответ говорит о своей недостаточной добродетельности, которую, однако, можно увеличить. В связи с этим объявляется амнистия, повышение в рангах, раздача зерна престарелым
[76]. При обнаружении «чудесных облаков» сразу в трех местах (над дворцом, в провинциях Кии и Тикудзэн) царедворцы умоляют императора Дзюнна признать эти облака за знак государевой добродетельности, но он упорно отнекивается, уподобляя свое жалкое правление ходьбе по тонкому льду, управлению конем с помощью истлевших поводьев. Наконец, после третьего обращения Дзюнна соглашается принять поздравления и отметить появление облаков амнистией и другими гуманными актами, однако он все равно полагает, что чудо случилось благодаря вовсе не ему, а помощи предков
[77]. Император Ниммё тоже в конце концов дает уговорить себя и сменить девиз правления ввиду обнаружения чудесной черепахи, но утверждает, что чудо случилось не только благодаря ему лично, без помощи предков и добродетельных царедворцев это было бы невозможно. При этом специально отмечается, что указ должен быть не только вывешен на стенах учреждений, но и доведен до сведения народа (видимо, имеется в виду сообщение в устной форме)
[78].
Подданные осыпают императора похвалами, однако сам он почти неизменно аттестует себя самым уничижительным образом. В этом состоит идеал конфуцианского «скромного» правителя. Эта скромность обусловлена тем, что конечным адресатом речей императора является Небо. А перед ним государь – засохшее весной дерево, голос же его – бормотание насекомого на фоне весенних раскатов грома
[79]. Самовосхваление государя фиксируется, как правило, только в случае общения с иноземцами. Послы из Силла и Бохай обращаются к государыне Сётоку (718–770, на троне 764–770) как к «императрице, освещающей Японию». И в этом случае она избегает самоуничижительных формул, не отнекивается, милостиво соглашается с этим утверждением и в свою очередь аттестует себя как «освещающую восемь пределов»
[80]. Однако при общении со своим двором император предпочитает совсем другие, более скромные фигуры речи.
Помимо существовавшего идеала скромности, видимо, играла роль и реальная политическая ситуация. Уже в это время видно, что хотя государь и выглядит (обязан выглядеть) перед народом как всемогущий монарх, но реальный порядок принятия решений имеет коллективный характер. Поэтому в указах, адресованных политической элите, император столь часто утверждает, что без помощи царедворцев он не смог бы управлять страной должным образом. Тем не менее для нерадивых подданных он – страшная сила, и невыполнение государева указа является тягчайшим преступлением. В то же самое время повелений, которые можно было бы квалифицировать как самодурство, японская ситуация порождает намного меньше, чем европейская.
В указах, посвященных различным природным бедствиям, император часто принимал на себя ответственность за расстройство баланса природных сил. Это объясняется недостатком императорского дэ.
Когда полили затяжные дожди, император Хэйдзэй (774–824, на троне 806–809) подчеркивает, что несет за это персональную ответственность
[81]. При введении нового девиза правления государыня Сётоку заявляет: «Мы, недостойные, заняли драгоценный трон. Нет у нас добродетельности, чтобы приобщать [народ] к культурности, плохое случается часто. Часто случаются болезни, из года в год не вызревает урожай. Имуществу людей наносится ущерб, жить людям негде – сердце Наше болит»
[82]. Столь же критично настроен по отношению к себе и государь Конин (709–781, на троне 770–781): «Ноша на Нас тяжелая, ступаем по тонкому льду, смотрим в пучину. Наверху – не умеем сообразоваться со временем, угадав желания Неба; внизу – не умеем вскормить народ, как это делают с детьми. Постоянно стыдимся малости своей добродетельности, в сердце Нашем нет цветения. День каждый желаем скромности – отказываемся от еды, носим одеяния тонкие. Хоть и провозгласили Мы в стране закон о запрете убийства живого, хоть и отдали двору повеление о помиловании преступников, болезни продолжают терзать людей, природные бедствия продолжают грозить. Не можем найти себе места – так долго терзается Наше сердце. Но если заповеданное нам учение Будды откликнется на Наши желания, тогда страданиям непременно настанет предел и бедствия прекратятся немедленно. А потому желаем почтить просветленного [Будду] и так избавиться от напастей»
[83].
Примеры такого рода, когда император возлагал на себя ответственность за расстройство баланса природных сил, можно множить и множить. В указах он постоянно говорит о том, что его тело дрожит, а сам он испытывает стыд – ведь у него явный дефицит добродетельности и потому он испытывает ужас – ведь это грозит новыми и новыми природными бедствиями. В то же самое время государь – единственный, кто в состоянии восстановить природный баланс. Но для этого ему нужно постоянно держать себя «в ритуальной форме». Признание ответственности государя за «нормальное» течение природных и социальных процессов приводило к детальнейшей регламентации его поведения. Этих регламентаций намного больше, чем у любого из его подданных. Помимо многочисленных ритуальных обязанностей он должен был соблюдать строгие запреты в отношении речевого и телесного поведения, одежды, пищи, передвижения (в случае выезда за пределы дворца гадатели разрабатывали «безопасный» маршрут, позволяющий избегнуть воздействия неблагоприятных сил) и т. д. Император соблюдает множество табуаций, чтобы избежать ритуального «загрязнения», регулярно проводит ритуал очищения (мисоги).
