Если оценивать вторую половину периода Хэйан, время правления сёгунатов Минамото и Асикага с точки зрения общего восприятия жизни, то оно характеризуется катастрофизмом сознания. Это было вызвано неустойчивостью политической системы, на которую наложилась идея о конце закона Будды (маппо), который, как считалось, наступил в 1052 г.
В коротких и энергичных «Записках из кельи» («Ходзёки», 1212 г.) аристократа, монаха и литератора Камо-но Тёмэй (1155?–1216) приводятся описания пожара (1177 г.), урагана (1180 г.), попытки перенесения столицы (1180 г., попытка была обусловлена усобицами и грозными природными аномалиями), голода (1181 г.), вызванного неблагоприятными погодными условиями, землетрясения (1185 г.). Такая концентрация несчастий на единицу текстового времени отражает общетрагическое сознание эпохи. Важно помнить, что катастрофы, которые фиксирует Камо-но Тёмэй, случились при его жизни, но намного раньше, чем были написаны «Записки из кельи», т. е. эти записки являются плодом вполне отстоявшихся воспоминаний, суждений и осуждений.
Камо-но Тёмэй
Нищие (1181 г.)
Землетрясение в столице (1185 г.)
Пожар (1177 г.)
Камо-но Тёмэй приводит красочное описание землетрясения 1185 г.: «Вид его был необыкновенный: горы распадались и погребали под собой реки; море наклонилось в одну сторону и затопило собой сушу; земля разверзлась, и вода, бурля, поднималась оттуда; скалы рассекались и скатывались вниз, в долину; суда, плывущие вдоль побережья, носились по волнам; мулы, идущие по дорогам, не знали куда поставить ногу. Еще хуже было в столице: повсюду и везде – ни один храм, ни один дом, пагода иль мавзолей не остался целым. Когда они разваливались или рушились наземь, пыль подымалась, словно густой дым. Гул от сотрясения почвы, от разрушения домов был совсем как гром»
[224].
Картина, нарисованная Камо-но Тёмэй, может привести в ужас. Однако, как свидетельствуют другие источники этого времени, землетрясение 1185 г. имело вполне «рутинный» характер, разрушения оказались не слишком велики, человеческих жертв, судя по всему, не было. Поэтому и описание Камо-но Тёмэй следует воспринимать не столько как отражающее реалии жизни, сколько как реалии восприятия. Камоно Тёмэй был далеко не одинок в своих трагических оценках происходящего. Так, аристократ из дома Кудзё (Фудзивара) Канэдзанэ, трезво отметив в своем дневнике, что землетрясение 1185 г. не разрушило домов, в конце записи все равно приходит к выводу, что такого сильного землетрясения никогда не наблюдалось, что, конечно, было сильной натяжкой
[225].
Описанный в «Ходзёки» «ужасный» ураган тоже вызывает вопросы. Сопоставление с не столь эмоциональными историческими источниками свидетельствует, что изображение урагана в «Ходзёки» страдает сильными преувеличениями
[226].
Описания природных катастроф являлись проекцией ценностных установок Камо-но Тёмэй, его трагического отношения к жизни. Для него было важным показать, что все стихии – вода, ветер, огонь и земля – пребывают в крайне неблагоприятном для человека состоянии и сулят новые беды. Камо-но Тёмэй вопрошал: «Тот вихрь был необыкновенен, так что у людей появилось подозрение: не предвестье ли это чего-нибудь, что должно случиться?» Иными словами, сам ураган не так страшен, гораздо страшнее ожидание еще чего-то более ужасного.
Природные катаклизмы являлись для людей того времени предвестниками самых страшных экзистенциальных и социальных неурядиц. Катастрофы служили подтверждением их эсхатологических ожиданий. Поэтому создатели воинского эпоса «Хэйкэ моногатари» (первая половина XIII в.) предпочитали верить не трезвым описаниям урагана 1180 г., а экзальтированному восприятию Камо-но Тёмэй: «Смерч опрокидывал ворота с тяжелыми навесами, без навесов, переносил их вдаль, за четыре, за пять, а то и за десять тё. Балки, перекладины, столбы вперемежку кружились в воздухе. Кипарисовая дранка и доски кровли носились в небе, как листья под порывами зимней бури. Адский вихрь, дующий в преисподней, казалось, воет не громче, чем гул и грохот, сотрясавшие в тот день воздух! Ураган повредил не только строения – погибло много людей. Волов же и лошадей пропало без счета». Гадание показало: «В течение ближайших ста дней высшим сановникам государства надлежит соблюдать пост и молиться. Стране угрожает опасность; захиреет святое учение Будды, придет в упадок власть государей, и наступит нескончаемая кровопролитная смута»
[227]. Показательно, что Камо-но Тёмэй еще ничего не говорил о человеческих жертвах – он упоминал только о калеках. Что до «Хэйкэ моногатари», то тут жертвы появляются во множестве – по прошествии полутора веков…
Выражаясь шахматным языком, человек в этом месте (Япония) и в это время (конец Закона Будды) постоянно пребывал в состоянии цугцванга. «У кого имущество, тот и жаден; кто одинок – того презирают; у кого богатство, тот всего боится; кто беден – у того столько горя; на поддержке других – сам раб этих других; привяжешься к кому-нибудь – сердце будет полонено любовью; будешь поступать, как все, самому радости не будет; не будешь поступать, как все, будешь похож на безумца»
[228].
Описание смерча в «Хэйкэ моногатари» является гиперболой. Но вот предчувствие его ужасных последствий весьма точно характеризует реальное состояние умов. Такое катастрофическое сознание представляло собой своеобразное «усилительное устройство», которое многократно увеличивало разрушительную мощь природных катаклизмов. Показательным примером могут послужить записи дневника Фудзивара Митинага «Мидо кампакуки» (Канко, 1-7-10-1-7-20, 1004 г.) об обстоятельствах принятия девиза Канко (1004–1012).
В течение длительного времени (около месяца) не выпадали дожди. Поэтому император Итидзё проводит в дворцовом саду моления о его выпадении. На следующий день император сообщает Митинага, что видел сон, в котором пьют сакэ (из текста непонятно, кто это делает). Митинага толкует сон в качестве знака близящегося дождя. Действительно, через какое-то время закапал дождик, раздались раскаты грома, и Митинага полагает, что Небо откликнулось на государеву молитву. В течение следующих трех дней дождь временами выпадает – то слабый, то сильный. Император надеется, что молитвы астролога Абэ-но Харуакира о дожде возымели действие, и распоряжается послать ему подарки в награду за его погодную службу. Однако в последующие два дня снова стоит вёдро, и потому в день, когда должны состояться состязания борцов сумо, не исполняется музыка – поскольку следует горевать, а не радоваться. В 20-й день 7-й луны с утра стоит ясная погода, но потом проливается дождь. Тем не менее государь отдает распоряжение призвать двести монахов из храма Тодайдзи, чтобы начиная с 25-го числа они возглашали сутры, вызывающие дождь. Далее высшие придворные обсуждают указ о перемене девиза правления. Митинага отмечает, что в проекте документа присутствует упоминание о землетрясении, но в той части, где сообщается о помиловании преступников, нет стандартного выражения «восемь видов преступлений». После внесения корректировки и перебелки документа переписчики вместо 20-го числа ошибочно указывают, что указ датируется 10-м днем 7-й луны, что вызывает гнев Митинага, называющего работу секретариата «верхом тупости». После изменения девиза ритуальные мероприятия по вызыванию дождя продолжаются еще достаточно длительное время.
