Большинство нативистов были согласны в том, что причины превосходных качеств земли Японии лежат в глубокой древности и эти причины являются определяющими и неотменяемыми ни при каких обстоятельствах. В рассуждениях Хирата Ацутанэ речь идет о разнице в качестве «первоматериала». Эта разница настолько велика и различные земли порождают настолько различных по своему качеству людей, что мыслитель явственно видит тот день, когда все придет к «законному положению, когда все без изъяна главы иноземных (буквально варварских. – A.M.) стран объявят себя вассалами и, простершись ниц перед нашим императором, покорятся ему, а караваны судов будут доставлять дань, и все станут служить с трепетом и почтением. О, как это приятно и отрадно!»
[357]
Известный поборник синто Мотоори Норинага (1730–1801), который, естественно, как и все другие японцы того времени, никогда не покидал пределов Японии, имел смелость утверждать: «Божественная страна – главная по отношению к другим странам. Трудно даже рассказать во всех подробностях, в чем она превосходит другие страны. Прежде всего следует сказать о рисе. В жизни человека он важен, как ничто другое. [Японский] рис лучше, чем в других странах, он не имеет себе равных. Соответствующие сравнения можно провести и в отношении других вещей. Однако люди, родившиеся в божественной стране, уже давно привыкли к тому, что здесь все самое хорошее, считают это делом обычным и даже не замечают, что Япония превосходит другие страны. Люди, имевшие счастье родиться в божественной стране, хотя и привыкли питаться столь прекрасным рисом, должны всегда помнить, что он ниспослан им богиней – прародительницей императора»
[358].
Мотоори Норинага. Автопортрет
Обычно считается, что наибольшая роль в обосновании «божественности» Японии принадлежала ученым мужам из школы «национального учения», ориентированной на синтоистские ценности. Это верно, но лишь отчасти: на самом деле подавляющее большинство «конфуцианских» (т. е. хорошо знакомых с китайскими классическими текстами) мыслителей также придерживались этого убеждения и бывает довольно сложно однозначно утверждать, являлись ли они «чистыми» конфуцианцами или нет. Люди же, числившие себя последователями «национального учения», с легкостью использовали и понятийный аппарат конфуцианства. Пламенный приверженец «кокугаку» Хирата Ацутанэ, описывая достоинства «императорской страны» (т. е. Японии), отмечал, что, с одной стороны, это страна «благородных мужей» (сугубо конфуцианский по своему происхождению термин, который, однако, стал восприниматься как принадлежность собственной культуры), где соблюдается строжайшая социальная иерархия, а с другой – это страна синтоистских божеств, где поклонение им стоит на первом месте
[359].
Что до японских конфуцианцев, то они не разделяли положение о «мандате (приказе) Неба» – одном из основных постулатов китайской политической философии. В соответствии с ним периодически происходит смена династии – положение, которое не укоренилось в Японии. Несмотря на практическое бессилие императорского двора, тезис о «вечной» несменяемости «правящей» императорской династии в Японии служил едва ли не основным предметом гордости почти для всех японских мыслителей того времени независимо от того, какой ориентации они придерживались.
Пожалуй, только правоверные буддисты оставались в целом более равнодушны по отношению к идее «божественности» Японии, но буддизм, как уже было сказано, в значительной степени теряет свои позиции в качестве кладезя премудрости.
Реанимация конфуцианской картины мира, в которой актуализирована прямая связь между природными условиями и жизнью государства (общества), означала возрождение тех взглядов на природу и общество, для которых характерен крайний географический детерминизм – убеждение в существовании прямой корреляции между природной средой обитания и «качеством» людей, населяющих эту землю. В традиционной дальневосточной мысли считалось, что центр («срединная страна») по определению обладает природой и климатом, которые более благоприятны для культуры и нравственности, чем природные условия окружающей центр периферии. Видный мыслитель, теоретик «пути самурая» Ямага Соко (1622–1685) прямо утверждал: «срединная страна», т. е. Япония, обращена «спиной» к востоку и северу, «лицом» – к западу и югу, четыре времени года там сменяют друг друга в правильной последовательности, а потому люди там «чисты», они не смешиваются с обитателями других стран, а императорская династия не знает перерыва. И все это обусловливается свойствами территории, которая совершенно не случайно имеет форму копья. В связи с этим люди в «срединной стране» отличаются воинскими доблестями, «гармония» там утверждена крепко, как алмаз
[360]. Ямага Соко отмечал также выгодность международного положения Японии – она окружена морями и потому не соприкасается с варварами. Таким образом, природные условия защищают страну от иноземных нашествий, что избавляет от необходимости строительства фундаментальной обороны
[361].
В японских условиях географический детерминизм конфуцианского типа дополнялся представлениями, восходящими к синтоистскому мифу, понимаемому в том смысле, что нынешняя ситуация есть отражение и проекция акта божественного творения. В этом дискурсе территория Японии соотносилась с солнцем и восточным расположением. Позиционирование Японии как «восточной страны» было намного более распространенным, чем убеждение Ямага Соко в том, что она занимает центральное положение.
В пьесе ритуального и ныне практически исчезнувшего театра ковака-маи (танец-пантомима, исполняемый под речитатив сказителя) под названием «Дайнихонги» («Рассказ о великой Японии», текст пьесы зафиксирован в XVII в.) повествуется о том, как божества Идзанаги и Идзанами создавали мир. Этот рассказ является поздней интерпретацией синтоистского мифа. В исходном варианте мифа божества создают только Японские острова, а о других странах ничего не сообщается. Однако, согласно тексту пьесы, божества создают сначала Японию, а потом также Индию и Китай, которые, правда, больше Японии. При этом Япония похожа на солнце, Индия – на луну, а Китай – на звезду. Примечательна концовка этого произведения: хотя считается, что наша Япония, управляемая императорской династией, получилась маленькая, но все равно она лучшая из трех стран, именно она похожа на солнце и жизнь людей там долгая
[362].