Связь образа императора с природными стихиями хорошо заметна и в первой посмертной биографии Мэйдзи (1913 г.). В ней, в частности, говорилось: «Император обладал огромной гуманностью, он постоянно заботился о спокойствии народа. Когда случались природные бедствия, не случалось и дня, чтобы он не отправлял посланника на центральную метеорологическую станцию по нескольку раз в день. Кроме того, во время сбора урожая его большая душа обращалась в сторону полевых работ и никогда ни на миг не отвлекалась от изучения аномальных явлений Неба и Земли. Когда свирепствовали дурные болезни, он неизменно являл глубины своего сердца и изволил говорить о том, что негоже жалеть денег на сострадательную помощь бедным и убогим, жертвам войны и раненым. Когда он слышал о том, что среди народа расцветают сострадание и доброта, его сердце переполнялось радостью… Император всегда чутко прислушивался к пожарному колоколу, и, когда раздавался его тревожный звон, он в великом беспокойстве выходил в сад и, понаблюдав за заревом на небе, немедленно осведомлялся об обстоятельствах и печаловался. В апреле 44 года Мэйдзи [1911] в [токийском районе] Ёсивара случился ужасный пожар. После того как тогдашний министр внутренних дел любезно осмотрел место происшествия, он немедленно подробно доложил государю о разрушениях и о состоянии пострадавших. Государь воспринял это очень близко к сердцу и немедленно распорядился об оказании помощи. Узнав о том, что в том же самом месте в прошлом году случилось наводнение, он стал настойчиво расспрашивать и печалиться о несчастьях, случившихся в его земле, постоянно осведомлялся об оказанной помощи у министра двора и у придворных, безмерно горевал. Ему представляли доклады, а он отдавал приказы об оказании значительной помощи»
[423].
Из вышеприведенного пассажа видно, что император Мэйдзи является всесострадательным правителем, образ которого тесно связан с образом праведного правителя конфуцианского типа. Помощь пострадавшим от стихийных бедствий и эпидемий входила в программу его действий, и Мэйдзи следует этой традиции. В то же самое время в его образ вводятся и более современные характеристики. Это видно из утверждения, что Мэйдзи «изучал» природные аномалии. В традиционной Японии правитель рассматривался как гарант «правильного» хода времени, чередования сезонов, богатого урожая. Правильный ход времени он обеспечивал с помощью ритуалов. Хотя Мэйдзи действительно продолжал участвовать в отправлении таких ритуалов, в данном жизнеописании сделан акцент на научной (западной) составляющей его поведения. Связь с природой он осуществляет через метеостанцию и научное изучение «аномальных явлений». Этот «исследовательский» мотив получит особенно большое развитие при императоре Сёва (Хирохито), внуке Мэйдзи. Он позиционировался, в частности, как ученый академического типа, который занимается исследованием морской фауны.
Тесная связь императора Мэйдзи с природной средой видна и из тех похвал, которые расточает биограф его поэтическому дару. В этом смысле образ Мэйдзи тоже соответствует традиционным представлениям о верховном правителе, который своими стихотворными упражнениями приводит страну и природу в гармоничное состояние. «Император сочинял с божественной быстротой, придворные не могли сдержать возгласов восхищения. Император сочинял на самые разные темы, особенно много у него стихов, посвященных делам государственным, образованию, делам военным, пяти злакам, дождям и ветрам. Каждая из этих тем постоянно занимала священные помыслы императора, каждая из них превращалась в его стихах в сокровище». Далее приводятся несколько стихотворений императора, посвященных, в частности, сливе и сакуре, т. е. образам, ассоциирующимся с весной, радостью и надеждой. Однако эти стихи уже не имеют заклинательного смысла. Японцы простирались перед императором, кланялись его портрету, он обладал непререкаемым авторитетом, но тем не менее не имел статуса «настоящего» божества. Он обладал вполне человеческим смертным телом и человеческими чувствами. Одним из сильных мотивов поведения «простого» японца было желание «не огорчать» государя и отца нации своим неправедным поведением.
Приручение моря
В начале правления Мэйдзи японцам мнилось, что в их стране нет ничего привлекательного. Они стали казаться себе ничтожными – в том числе по росту. Вслед за европейцами они стали говорить, что японский мужчина напоминает обликом женщину и ребенка. Своя страна тоже казалась японцам слабой и крошечной. В период Токугава они считали ее самодостаточной и обеспеченной всем необходимым – солнцем, едой, водой, ископаемыми и иными природными ресурсами. Теперь же стало понятно, что для создания современной промышленности ей не хватает собственных ископаемых, прежде всего железной руды, без которой было невозможно построить современную индустрию и вооружить армию. Япония представлялась теперь в виде крошечных островков, страну постоянно называют «одиноким островом», расположенным на периферии «цивилизованного мира» – на Крайнем Востоке. Восточное позиционирование страны не претерпело изменений, однако теперь она оказалась еще дальше от центра, чем раньше. Раньше это были или родина Будды Индия (ныне британская колония), или конфуцианский Китай (ныне полуколония). Теперь же место центра заняла Европа (особую роль играла Англия с ее Гринвичским меридианом).
В ламентациях тогдашнего времени по поводу малости Японии хорошо слышна главная идея прошлой эпохи: какова земля, таковы и населяющие ее люди. Иными словами, земля Японии не в состоянии породить людей сильных и конкурентоспособных. В связи с этим многие японцы выступали против того, чтобы иностранцы имели право селиться на земле Японии там, где им заблагорассудится. В период Токугава закрытие страны объяснялось, в частности, тем, что «нечистые» иноземцы оскверняют «чистую» японскую землю. Теперь же заговорили, что японцы не в состоянии выдержать конкуренцию с иностранцами. Казалась невероятной и сама мысль о том, что может настать такое время, когда «жалкие» японцы будут переселяться за границу и смогут вести там достойную жизнь. Отметив, что японцы уступают по физическим кондициям не только европейцам, но и китайцам, и корейцам, видный философ Иноуэ Тэцудзиро (1855–1944) в 1889 г. писал: «Во всем мире для японцев существует лишь одно место для жизни – это Япония, следует помнить, что только в самой Японии может жить японец. Трудно ожидать изменения нынешней ситуации, когда японцы сумеют развиться, станут сильным и большим народом, распространятся по миру, станут переселяться в другие страны. Поэтому в течение определенного времени японцы смогут жить только в крошечной Японии»
[424].
В 1891 г. был обнародован знаменитый Указ о воспитании, смысл которого заключался в необходимости воспитать японца, безгранично преданного императору и родине. Иноуэ Тэцудзиро было поручено написать книгу, разъясняющую этот указ. При ее написании Иноуэ консультировался с высокопоставленными чиновниками, рукопись просмотрел сам император Мэйдзи, что придало книге вполне официальный статус.
