Итак, древние японцы положительно оценивали качества территории, на которой они проживают. Однако на море, окружающее сушу, они смотрели совсем по-другому. Если оценивать ситуацию в целом, то японская элита решительно «отгораживается» от моря, в ее воображении море предстает как среда грозная, страшная и малодоступная для освоения. Море – это источник опасностей: штормов, бурь, цунами, тайфунов. Поэтому налоговые поступления для их лучшей сохранности власть предписывала доставлять не морем, а сушей
[27]. При упоминании моря представители элиты рисовали в своем воображении не гладь, а бурные волны. Назначение в состав посольства в Китай зачастую воспринималось чиновником как настоящее бедствие. И это можно понять – ведь слишком часто дело кончалось кораблекрушением. Окруженные морем, японцы не сумели (или не захотели) создать надежные корабли, предназначенные для дальнего плавания в открытом море. В официальной, письменной культуре территория Японии – это «маленький материк», «остров» спокойствия посреди бушующей стихии. Несмотря на то что территория Японии состояла – как нам представляется из нынешнего дня – из островов, в общем и целом страна (ее правящая элита) позиционировала себя не как «морское» и рыболовецкое, а как «материковое» и земледельческое государство.
Стихия моря текуча, люди, с ним связанные, находятся в постоянном движении и хуже поддаются контролю (подсчету и налогообложению). Рыбная ловля – это разновидность охоты с ее ограниченно прогнозируемыми результатами, что противоречит основным установкам земледельческого государства на предсказуемость жизни. Кроме того, рыбаки имеют дело с убийством живых тварей, а это не вписывалось в буддийскую мораль. Когда в стране объявляли «дни очищения» (скажем, в случае болезни императора) и запрещалось убиение живых существ, такие распоряжения имели в виду в первую очередь рыбаков (правда, параллельно отдавался благоразумный приказ о снабжении их в эти дни продовольствием)
[28].
Все, кто связан с морем, и всё, что с ним связано, обладали в государственной системе ценностей более низким статусом, чем имеющее отношение к земле и земледелию. «Просвещенное» государство активно регулирует земельные отношения и жизнь земледельцев, но море избегает этой участи. Рыбаки более свободны от хватки государства, и его чиновные представители считают жизнь рыбаков ущербной, обыкновения рыбаков грубыми и «некультурными», язык непонятным, морскую рыбу менее престижным продуктом потребления, чем рыба пресноводная. В «Повести о дупле» («Уцубо (Уцухо) моногатари», вторая половина X в.) описывается великолепный подарок, представлявший собой декоративный столик с морским пейзажем: по морю из серебра плывет золотая лодка, в которой находится вовсе не морская живность, а предназначенные для перекуса карпы и караси, т. е. рыбы пресноводные
[29].
В изображении малой престижности всего «морского» играли свою роль и чисто религиозные представления. В устройстве буддийского рая есть суша и пресные водоемы (реки и пруды), но море там отсутствует. В буддийском дискурсе людские страдания привычно уподоблялись морю-океану. Все ритуалы очищения (как синтоистские, так и буддийские), практиковавшиеся элитой, имеют дело только с пресной водой. Пресная вода по определению чиста и потому смывает любое загрязнение. И она смывает это загрязнение в море, которое, таким образом, является резервуаром для «сточных вод». В одном из синтоистских молитвословий (норито) относительно ритуальной грязи и прегрешений говорится, что «унесет их с собой в Великого Моря равнину // богиня Сэорицухимэ, что пребывает // в стремнинах рек стремительных, // что падают, низвергаясь, // с гребней высоких гор, низких гор»
[30].
В ответ на докладную записку, в которой ее податель жалуется на то, что в верховьях реки Камо люди охотятся на оленей и кабанов, а потом омывают туши, после чего вода протекает мимо святилища Камо и «оскверняет» его, император немедленно издает запрещающий охоту указ
[31]. Что до воды морской, то распоряжения, регулирующие ее чистоту, нам неизвестны.
Разница между водой пресной и водой соленой актуальна и в нынешнее время. Показательно, что современные японцы, решившие утопиться, предпочитают море, а не пресноводный водоем – чтобы не загрязнять чистую воду.
Китайская модель пространства предполагала, что вверху находится круглое Небо, а внизу – квадратная Земля (Поднебесная). В центре Поднебесной располагается «срединная страна» – сам Китай, окруженный с четырех сторон варварскими племенами и странами. Японии в этой модели уделялась роль «восточных варваров», которые обязаны приносить дань ко двору «сына Неба» (китайского императора). В китайских династических хрониках Япония появляется именно в разделе, посвященном «восточным варварам».
По понятным причинам японская элита не захотела принять эту концепцию полностью и позиционировала Японию как независимую страну, а не как вассала Китая. В источниках (в основном в тексте мифов) можно обнаружить именования Ямато «срединной страной», но такое позиционирование относится скорее к центру Хонсю (району Кинай), т. е. к центру японской государственности, где располагались резиденции японских правителей. Что до исторического времени, то в записях древних хроник нам удалось обнаружить только одно прямое именование Японии «срединной страной». Когда ко двору прибывают посланцы с островов, которые ныне относятся к островам Нансэй, хроника отмечает: «Они привезли дары своей земли. Им были пожалованы соответствующие ранги, преподнесены подарки. Люди с острова Токаму приехали в Срединную страну в первый раз»
[32]. Тем не менее японский император часто именует себя «сыном Неба». Поскольку «сын Неба» по определению может быть в Поднебесной только один, то он непременно должен соотноситься со «срединной страной». Таким образом, древние японцы все-таки считали себя «срединной страной» (или же ее аналогом), хотя и избегали употребления этого термина.
Концепт «срединной страны» предполагал «недвижимость» порядков и может быть охарактеризован как «географический детерминизм»: центр, где пребывает священный и добродетельный правитель, отличается несравненными природными характеристиками – благоприятным географическим положением, наилучшим климатом. Эти природные условия самым непосредственным образом влияют на обитающих там людей – Центр изначально и вечно «культурен», периферия же не имеет никаких шансов на то, чтобы превратиться в центр, в первую очередь потому, что периферия по определению обладает дурными природными условиями (климат, рельеф, географическое положение). Осознание этого доставляло глубокое удовлетворение обитателям Центра, которые не ставили своей целью широкомасштабное окультуривание варварских окраин. Именно этим объясняется наблюдаемая в японской истории пассивность по отношению к расширению своей территории. Считалось, что периферия мало пригодна для проживания там «культурного» человека. На севере слишком холодно и не растет рис – основа пищевого рациона «настоящего» японца. На юге слишком жарко, там ходят раздетыми. Правильная же одежда (та одежда, которая исполняет роль социального маркера) – это основа государственного и общественного порядка, поскольку является показателем строгой иерархии
[33].
