С 1910 г. японские школьники стали распевать песню под названием «Мы – дети моря». Второй куплет звучал вполне эпически:
С рождения купались мы в соленых приливах,
Слушали колыбельную – пение морских волн,
Всасывали океанскую ки-энергию, долетающую
Издалека-далёка, так и взрослели
[428].
Не оставались в стороне и художники. Под западным влиянием складывается местная маринистическая школа.
Вада Сандзо (1883–1967). Ветер с юга
Море становилось резервуаром, наполненным положительными смыслами. Это касается не только геополитики, установления «родственных» отношений с морем, не только эстетики, но и здоровья. Увлечение морем принимало настолько серьезные масштабы, что временами становилось опасным для Японии горной. Находились даже авторы, которые полностью шли наперекор традиции. Для религиозного человека горы были местом паломничества и напитывания божественной энергетикой. Для человека светского покрытые лесом горы всегда считались идеальным местом для укрепления здоровья и бегства от летней жары. Однако достаточно известный публицист своего времени Такахаси Тэцутаро в 1903 г. утверждал обратное: «Пребывание в горах представляет наибольшую угрозу для вашего здоровья». В качестве аргументов он приводил большой перепад дневных и ночных температур в горах, влажно-холодные туманы и дымки, провоцирующие простуду и расшатывающие здоровье. Что до горячих горных источников, в которых привыкли купаться японцы, то и в этом обыкновении ничего полезного тоже нет, поскольку после пассивного отмокания в горячей воде японцы имеют другое обыкновение – предаваться неумеренным возлияниям. Что до морского побережья, то там не наблюдается резких перепадов суточных температур, там прохладное лето и теплая зима, поэтому морской климат намного более полезен для здоровья. К тому же на побережье можно полакомиться свежей рыбой. Свою статью Такахаси заканчивает энергичным призывом ко всем японцам, включая студентов: немедленно ехать на морское побережье и предаваться там изучению наук
[429]. Жажда познания была характернейшей чертой Японии того времени.
Действительно, в это время в соответствии с европейскими рекреационно-медицинскими стандартами в Японии тоже начинают создаваться морские курорты и санатории для легочных больных, а богачи покупают себе виллы на морском побережье – явление совершенно новое в японской истории. Императорская семья тоже обзаводится резиденциями на море. Раньше местом для загородного проживания выступали исключительно горы. Но теперь японцы поправляют здоровье не стоя под леденящим тело горным водопадом, как это делали горные отшельники, а плавая в соленом океане. До этого времени подавляющее большинство японцев плавать не умели. Увлечение плаванием привело в среднесрочной перспективе к тому, что японские пловцы стали одними из сильнейших в мире. Олимпиада в Амстердаме (1928 г.) принесла Японии первую золотую медаль (200 м брассом), а на Олимпиаде в Лос-Анджелесе (1932 г.) японцы одержали пять побед в шести видах плавательной программы.
Девушки в модных полосатых купальниках
Еще одним следствием увлечения морем становится увеличение потребления сырой рыбы. Суси и сасими, разумеется, были знакомы японцам и раньше, но это была еда простых людей, рыбаков, проживавших на побережье. Теперь же морское побережье манило свежей рыбой всех японцев.
В период Мэйдзи прогресс сделался символом веры японцев. Теория биологической и социальной эволюции, олицетворяемая фигурами Дарвина и в особенности Спенсера, давала надежду на лучшее будущее. Теория прогресса предполагала, что японцы могут догнать Запад, преобразовать жизнь в соответствии со своими устремлениями. Они могут и превратить свою «крошечную» страну в «большую» державу. Поначалу далеко не все верили в это, тон задавали оппозиционеры, которые критиковали правительство за прозападную ориентацию, призывали отказаться от слепого подражательства Западу, нелепого комплекса неполноценности и обнаружить в традиционной Японии не только недостатки, но и достоинства. Одним из рупоров такой нативистской оппозиции стал журнал «Нихондзин» («Японцы»), основанный в 1888 г. Его «мотором» стал географ Сига Сигэтака (1863–1927).
Стремление «стать европейцем» владело тогда многими умами. Так, Фукудзува Юкити написал свою знаменитую статью «Бегство из Азии», в которой он говорил о том, что Японии не по пути с азиатскими странами, она должна идти «своим» европейским путем. Идеи о переходе с японского языка на английский, о необходимости скрещивания японцев с европейцами для улучшения японской расы тоже находили своих сторонников.
Что до журнала «Нихондзин», то он объединял вокруг себя людей, которые выступали против безоглядного «озападнивания» Японии, уподобляя его «мимикрии» у низших животных, которые – в силу своей беспомощности – вынуждены менять окрас кожи, чтобы не быть сожранными более сильными. Издеваясь над оголтелыми западниками, Сига с возмущением писал в июньском номере журнала «Японцы» за 1888 г., что они хотят отбелить желтую кожу, перекрасить волосы и глаза, превратить Камакуру в Виндзор, а синтоистское святилище Цуругаока Хатиман в Кентерберийский собор…
В первый же год своего существования журнал «Нихондзин» утверждал: говорят, что Япония – это маленький остров, но это неверно. Природные условия в Японии сильно отличаются от места к месту, поэтому на Хоккайдо произрастает и водится то, чего нет на Кюсю, а потому Японию нельзя считать страной, которая обижена природой. Тремя годами позже в другой статье этого журнала говорилось: климатические и географические условия Японии, ее природные и биологические ресурсы многообразны, но пока что они не подверглись настоящему научному изучению; если же таковые исследования будут проведены, то тогда мы получим картину действительного многообразия, – картину, которая обогатит все человечество, а сами японцы получат возможность говорить о весьма и весьма «приятной для взгляда территории страны»
[430].
Мыслители-нативисты стали обнаруживать положительные черты и в островном положении страны. Китайский концепт «срединной» страны (будь то сам Китай или Япония) не соответствовал естественно-научной картине мира. Тем не менее мы наблюдаем непрекращающиеся попытки приспособить этот концепт к географической карте мира.
Тщательно разглядывая ее, дипломат и теоретик геополитики в ее японском варианте Инагаки Мандзиро (1861–1908) в 1890–1891 гг. приходил к выводу, что Япония занимает на карте ключевое положение – ибо именно Япония является связующим звеном в торгово-транспортных отношениях как между Востоком и Западом (в цепочке Евразия – Тихий океан – Американский континент – Атлантический океан), так и между Севером и Югом (Сибирь – Япония – Тихий океан – Новая Зеландия – Австралия). Таким образом, Япония «находится в центре всего мира»
[431]. Разглядывая карту, Инагаки «забывал», что она является лишь плоскостным и совершенно условным изображением трехмерного земного шара, который не имеет центральной точки на своей поверхности. Однако болезненная привычка обнаруживать центр там, где его быть не может, оказывалась сильнее. Физическая география пасовала перед географией культурной. Разумеется, следует помнить, что и геополитики из других стран и культурных традиций обнаруживали (да и сейчас обнаруживают) такое же «плоскостное» понимание реалий трехмерного пространства.
