Схватка прошла, Линда легла.
— Карл Уве, мне кажется, я не смогу, — сказала она.
— Еще как сможешь, — ответил я. — Это не опасно. Очень больно, но не опасно.
— Мне ужасно больно! Чудовищно!
— Я знаю.
— Можешь меня помассировать?
— Конечно.
Она выпрямилась и оперлась о край приподнятой кровати.
— Здесь? — спросил я.
— Чуть ниже, — сказала она.
Волна на экране пошла вверх.
— Схватка идет, — сказал я.
— О нет!
Волна росла как прилив. Линда закричала «Ниже!», повернулась, застонала, снова повернулась, со всей силы сжала край кровати. Когда кривая пошла вниз, и волна боли откатила, я увидел, что пульс плода резко скакнул вверх.
Линда расслабилась.
— Массаж помогает? — спросил я.
— Нет, — выдохнула она.
Я решил вызвать акушерок, если после следующей схватки кривая пульса плода не опустится.
— Я не выдержу, — сказала она.
— Выдержишь, ты отлично справляешься, — сказал я.
— Погладь мне лоб.
Я положил руки ей на лоб.
— Начинается, — сказал я.
Она выпрямилась, вскрикнула, застонала, закричала, снова расслабилась. Я нажал на кнопку, и красная табличка загорелась над нашей дверью.
— Пульс был очень частый, — сказал я, когда акушерка подошла ко мне.
— Хм, — хмыкнула она. — Попробуем прикрутить капельницу. Может быть, слишком много капаем?
Она подошла к Линде.
— Как у нас дела? — спросила она.
— Чудовищно больно, — сказала Линда. — Долго еще?
Она кивнула:
— Да.
— Мне нужно что-нибудь, я не выдержу. Так невозможно. Веселящий газ, например?
— Маску пока рано, — сказала акушерка. — Она быстро перестает помогать. Лучше оставить ее на потом.
— Но это невозможно, — сказала Линда. — Маска нужна сейчас. Иначе невозможно.
— Еще немножко подождем, хорошо? — сказала акушерка.
Линда кивнула, акушерка ушла.
Следующий час прошел в том же режиме. Линда искала способ приноровиться к боли, но безуспешно, она как будто пыталась уклониться, а боль все долбила и вколачивалась в нее. Смотреть на это было ужасно. Я не мог ничего, кроме как вытирать ей пот и держать руку на лбу, да изредка массировал ей спину, скорее для проформы. В темноте за окном — я не заметил, как она наступила, — пошел снег. Времени было четыре часа, роды они начали стимулировать полтора часа назад. Это еще не срок, понимал я, Кари Анна рожала Ильву часов двадцать, что ли.
В дверь постучали, и пришла другая акушерка — та, холодная темноволосая.
— Как у вас дела? — спросила она.
Скрюченная Линда шевельнулась ей навстречу.
— Я хочу газ! — крикнула она.
Акушерка задумалась. Потом кивнула, ушла, вернулась со штативом с двумя бутылками и поставила его у кровати. Повозившись несколько минут, она все настроила и дала Линде в руку маску.
— Я бы хотел что-нибудь сделать, — сказал я. — Помассировать или еще что-то. Можете мне показать, что самое эффективное?
Началась схватка, Линда надела маску и стала жадно вдыхать газ, извиваясь всем тазом. Акушерка положила мои руки ей на крестец.
— Вот здесь, мне кажется, — сказала она.
— Хорошо, — кивнул я.
Я помазал руки маслом, акушерка прикрыла за собой дверь, я положил ладони одну на другую и надавил нижней на крестец.
— Да! — закричала она, и голос из-под маски звучал глухо. — Здесь! Да-да!
Когда схватка прошла, она повернулась ко мне.
— Газ — это фантастика, — сказала она.
— Отлично, — сказал я.
На следующей схватке с Линдой что-то случилось. Она больше не уворачивалась от боли, не искала снова и снова выхода из нее, так что сердце разрывалось смотреть на это, а как будто приняла боль, вошла в нее, встретилась с ней лицом к лицу, сначала с интересом, потом с все большей и большей силой, как зверь, снова подумалось мне, но не легко, испуганно и нервно, нет: когда боль начиналась, Линда вставала, упиралась обеими руками в бортик кровати и двигала тазом вперед-назад, подвывая в маску, одно и то же на каждой схватке, снова, снова, снова. Пауза, маску в руку, положить тело на матрас. Потом новая схватка — я видел ее на мониторе первым и начинал массировать со всей силой, Линда вставала, раскачивалась вперед-назад, кричала, пока волна не откатывала и Линда не выдыхала. Наладить с ней контакт больше не удавалось, она целиком ушла в себя, ничего вокруг не замечала, только две вещи интересовали ее: встретить боль и перевести дух, встретить и перевести дух. Пришла акушерка и разговаривала со мной так, как будто Линды рядом нет, и отчасти это было справедливо, она словно далеко отстранилась от нас. Но все же не полностью, внезапно она могла крикнуть, невыносимо громко, «ВОДЫ!» или «САЛФЕТКУ!», а когда я подавал ей нужное, то — «СПАСИБО!».
Какой же странный день! Темнота за окном лежала плотная, нашпигованная снежной крупой. Палату наполняло сипение Линды, дышавшей газом в маске, тяжелый вой на пике схватки, пиканье мониторов. Я не думал о ребенке, почти не думал о Линде, я был полностью сконцентрирован на массировании, легком, когда она отлеживалась, и все более сильном, по мере роста электронной волны — сигнала к тому, что Линда сейчас встанет, и мне надо жать изо всех сил, пока схватка не кончится, в то же время не спуская глаз с монитора сердечного ритма. Цифры и графы, масло и крестец, сопение и крик — больше ничего. Секунда за секундой, минута за минутой, час за часом — ничего больше. Мной владело мгновение, мне казалось, что время не идет, но оно шло, каждое событие сверх названных разрывало их круг. Пришла сестра, спросила, как у нас дела, а времени вдруг оказалось пять двадцать. Зашла другая сестра, спросила, не хочу ли я поесть, а времени стало шесть тридцать пять.
— Поесть? — переспросил я, как будто первый раз о таком услышал.
— Да, на выбор есть простая лазанья и вегетарианская, — сказала медсестра.
— Ой, как хорошо, — сказал я. — Обычную, пожалуйста.
Линда, похоже, не заметила присутствия постороннего в палате. Пришла новая схватка, сестра притворила за собой дверь, я со всей силы давил Линде на крестец, следил за монитором, когда схватка кончилась, а Линда не сняла маску, я сам осторожно забрал ее у нее. Линда никак не отреагировала, стояла со взопревшим лбом, погрузившись в себя. Крик, который она издала на следующей схватке, приглушился маской, с силой притиснутой Линдой к лицу. Открылась дверь, сестра поставила на стол тарелку, времени было семь часов вечера. Я спросил Линду, не против ли она, если я поем, она кивнула, но стоило мне убрать руки, она крикнула: нет, не убирай! Я продолжил и нажал на кнопку, пришла та же сестра: не может ли она помассировать вместо меня? Конечно, ответила она, я отошел. Нет, закричала Линда, пусть Карл Уве! Так слишком слабо! Я закинул в себя еду с нечеловеческой скоростью и через две минуты снова взялся за массаж, а Линда вошла в свой прежний ритм и успокоилась. Схватка, маска, массаж, пауза, схватка, массаж, маска, пауза. Ничего другого. Потом появлялась акушерка, решительно укладывала Линду на бок и проверяла раскрытие, Линда каждый раз кричала, но это был другой крик, она отталкивала что-то от себя, а не шла этому навстречу. Потом она вставала, возвращалась в свой ритм, выпадала из мира, часы шли.
