Настя двигалась медленно. Осторожно ступала по припорошенной инеем земле босыми ногами, смотрела прямо перед собой широко распахнутыми глазами. Настя шла прямо к старухе, и та, тянула к ней руки, словно для объятий. Вот только не верила Ольга в объятья. Видела, что стало с Лизой. Видела, но до конца принять, кажется, так и не смогла. И сейчас стояла, зачарованно наблюдая, как старуха почти с нежностью берет Настю за руку, как запрокидывает к звездному небу белое лицо и улыбается чудовищной, нечеловеческой какой-то улыбкой, а потом быстрым, теперь уже точно нечеловеческим движением, впивается зубами в Настино запястье, урчит и причмокивает по-звериному, а зверь у ее ног испуганно скулит и отползает подальше от существа, в которое превратилась его хозяйка. А Настя стоит послушная и безучастная к происходящему. Кажется, она не чувствует боли. Скорее всего, она вообще ничего не чувствует, одурманенная зовом, отравленная горьким ядом чужой всепоглощающей жажды. Сейчас она отравлена и одурманена, а потом она станет мертвой, как бедная Лиза. Или станет не-живой, как бедная Зося. Если не остановить эту нежить прямо сейчас!
Она бы остановила! Коршуном кинулась бы на сумасшедшую старуху, отбила девочку. Если бы ей не помешали. Кто-то крепко схватил ее за шею, зажал рот рукой, потащил прочь от домика для прислуги, зло зашептал на ухо:
– Тихо! Вы погубите нас всех, тетя Оля!
Погубит? А может, наоборот спасет хоть одну невинную душу? И как он вообще смеет ей указывать?!
– Тут кругом эти чертовы псы! Я диву даюсь, что они вас еще не учуяли!
Один учуял, но напасть не посмеет. На нее не посмеет, а как насчет Григория, безрассудного Грини, которому она обещала помочь, и который сейчас пытается помочь ей? Как умеет, так и пытается.
– Я уберу руку, только без глупостей. Хорошо? – Голос его был едва слышен. – Кивните, если поняли.
Она кивнула, и почти сразу же хватка ослабла, и в легкие ворвался морозный ночной воздух, а тело от шеи до ключицы пронзила острая боль. Это открылась уже почти зажившая рана. Открылась и закровоточила.
– Мне нужно туда, – сказала Ольга, отталкивая от себя Григория, ощупывая рукой рану. – Нужно что-то сделать.
– Вам не нужно. – Григорий был хмур и мрачен, из внутреннего кармана пальто он вытащил кухонный нож. Вам не надо, я разберусь сам.
И столько отчаянной решимости было в его голосе, что Ольга поняла – разберется! Он разберется со старухой, а потом фон Клейст разберется сначала с ребятами, а потом и с сельчанами. Она уже видела, как полыхают дома в Видове, а на виселицах бьются в агонии тела. Так случится и в этот раз. И пощады не будет никому.
– Стой! – Ольга схватила Григория за лацкан пальто окровавленной рукой. – Так нельзя! Не бери грех на душу, Гринечка! Мы что-нибудь придумаем!
– Это она. – Григорий смотрел Ольге в лицо, и в глазах его полыхала ярость. И в глазах, и в душе. – Это она угробила тех девчушек, тетя Оля. Я справлюсь. Сначала псину, потом ее…
– А потом фон Клейст сожжет всю округу! – отрезала Ольга. Она помолчала мгновение, собираясь с мыслями, и заговорила быстро и решительно: – Нельзя ее сейчас убивать, Григорий. Если брать… если разбираться, то сразу с обоими. Но мы не готовы, не сумеем сейчас. Нужно время и силы.
– Я сильный. – Григорий все еще яростно мотал головой, отвергая доводы Ольги, но уже прислушивался к ее словам.
– Там другие силы нужны. Другие! Понимаешь ты меня?
– Как у вас? – Он вдруг понял, даже головой мотать перестал, снова уставился Ольге в глаза. – Вы ж не простая учительница, тетя Оля?! Я теперь это точно знаю. И тварь та лесная вас только порвала, но не убила. Так кто вы на самом деле, ну не ведьма же? Что вы такое?!
Вот он и сказал то, что думал все это время…
– Хотела бы я знать. – Ольга смотрела поверх его плеча, прислушивалась к тишине. Тот звук – или зов – прекратился. Она не слышала ровным счетом ничего.
– Но вы не такая, как они?
– Ты спрашиваешь, не упырь ли я, не кровопийца? – Ольга перевела взгляд на свою окровавленную ладонь. Григорий тоже заметил кровь, со свистом втянул в себя воздух, но не отшатнулся как тогда, в сарае. – Я не как они, – сказала, как отрезала, а потом добавила: – Я иду туда, а ты держись рядом. Собак я остановлю, но ты не суйся без лишней надобности. Понял?
Григорий нехотя кивнул.
Обратно к домику для прислуги они шли быстро, но осторожно, внимательно оглядываясь по сторонам. Шли-шли да только опоздали: на дорожке никого не было.
– Куда они подевались?! – Григорий вертел головой, в темноте пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. – Она девочку с собой забрала?
– Нет. – Ольга покачала головой. – Она не держала их у себя подолгу. В прошлый раз Лиза вышла от нее живой…
– В прошлый раз? Вы с самого начала знали, что это она?! – Григорий смотрел на нее почти с ненавистью. – Вы знали, что эта гадина сосет кровь из детей, и молчали?!
– Не ори. – Ольга коснулась его руки, и он руку эту брезгливо отдернул. – Я не знала, я начала догадываться только недавно. А сейчас не мешай, мне нужно убедиться, что с остальным все в порядке.
Сказала и направилась к домику для прислуги, прямо вдоль цепочки из следов. Цепочек было две: одна туда, другая обратно. Значит, Настя вернулась-таки в дом. Значит, старуха отпустила ее живой. Вот и дверь не заперта, но заходить внутрь Ольга не стала, обошла дом по периметру, через окно заглянула в комнату девочек. Увидеть успела немного, но достаточно для того, чтобы задохнуться от паники.
Две девичьи фигурки в лунном свете. Настя наступает, Танюшка отступает. Нет, не так! Танюшка отступает и тянет за собой Настю. Она тянет, а Настя послушно идет. Идет, доходит до постели, ложится, и Танюшка укрывает ее одеялом.
Ольга отступила в темноту в тот самый момент, когда ее внучка посмотрела в окно. Почувствовала? Испугалась? Нет, Танюшка не выглядела напуганной, скорее, озабоченной. Вот она набросила на плечи пальтишко и вышла в сени, вот проверила, заперта ли дверь, и закрыла ее теперь уже на засов. В спальню она вернулась только спустя несколько минут, постояла в нерешительности посреди комнаты и легла в постель.
– Что там? – послышался за спиной тихий шепот. Ольга даже не вздрогнула.
– Настя вернулась домой. Кажется, они легли спать.
– Живая вернулась?
В другое время это уточнение показалось бы диким, но сейчас Ольга лишь пожала плечами:
– Живая. – Хотела добавить «пока», но не стала. Не нужны Григорию лишние тревоги, у него и своих хватает.
А у нее теперь тревог прибавилось. Нет, она не боялась, что девочка Настя причинит вред Танюшке. Ни при жизни, ни, если уж на то пошло, после смерти. В Танюшке было что-то такое же, что и в ней самой. Что-то, что заставляло упырей если не бояться ее, то уж точно обходить стороной. А Настя еще не упырь. Определенно, не упырь, раз не попыталась ни на кого напасть, как сделала это Зося.
