— Ты мне угрожаешь? — прорычал король.
— Нет, о прославленный. Я просто хочу сказать мораль: нечестность редко вознаграждается.
— Схватить его! — взревел Нортон. И тише добавил: — А повод, думаю, найдется.
Ариститорн печально покачал головой, глядя на приближающихся стражников.
— Мне очень не хочется этого делать, но…
Пройдет шесть ночей, и придет седьмой день.
Лживой Итаскии наступит конец,
На зловещее царство предателя Нортона
Опустится моя черная месть,
И больше никто никогда не услышит
Ни пения птиц, ни мычания коров,
Ни единого слова.
Последовало еще несколько десятков строк столь же плохой поэзии, которые нет смысла повторять. Закончив, он пробормотал: «Не так уж и плохо, учитывая обстоятельства», — и бросил на мраморный пол свой посох, который на глазах у всех превратился в громадную змею. Сев на нее верхом, чародей покинул дворец мимо ошеломленных стражников.
Это случилось в тот же самый день, когда Браги Рагнарсон испытал приступ ностальгии и под гиканье и насмешки друзей поскакал галопом на север, в сторону Тролледингии, места, которое кто-то однажды описал как «задница ледяного мира». Браги, однако, помнил лишь хорошее, пока после двух дней пути на север от Итаскии на него не обрушился неожиданный шквал с дождем. Столь же внезапно он представил себе погоду, с которой ему придется сражаться еще через несколько сотен миль — снег, метель, лед и все такое, — и быстро повернул назад в тепло трактира при гостинице «Красный олень» в Итаскии, забыв о собственной гордости.
Вскоре он заснул. И вскоре его легкомысленная кобыла безнадежно заблудилась. Проснувшись, Браги обнаружил, что лошадь несет его через незнакомый лес, типичный для королевств к северу от Серебряной Ленты.
Три дня спустя он все еще искал дорогу домой, впадая в отчаяние. Холодный дождь не прекращался. Затем он услышал чье-то пение, а также урчание в собственном желудке. Браги подумал, что, возможно, ему удастся выпросить какой-нибудь еды. Изучив из укрытия лагерь певца, он увидел старого грязного осла и старика в лохмотьях, который сидел у небольшого костра. На костре кипел котелок, откуда доносился ароматный запах. Поляна вокруг старика была сухой, но умиравший от голода Браги этого не заметил. Он вышел из кустов.
— Привет, дедушка, — сказал он, — не поделишься с голодным путником кусочком еды?
Он махнул в сторону котелка.
Старик, склонившийся над каким-то шитьем, удивленно поднял голову и неуверенно посмотрел на Браги.
— Ты далеко забрался от Тролледингии, — заметил он. — Садись, конечно. Лишней утвари у меня нет, я не привык к гостям.
— Спасибо. Скажи, как ты узнал, откуда я?
Разговаривая, он достал из седельной сумки потертую посуду.
Старик пошарил в собственном мешке, нашел ложку и миску и тоже склонился над котелком.
— Где еще мужчины ростом с медведей и вдвое уродливее? — спросил он. — Ты один из тех бродяг-героев, да? Которые убивают драконов и спасают девственниц. Что за жизнь! Если бы мне снова стать молодым… Как ты тут оказался?
— Времена тяжелые, — проворчал Браги. — Слишком большая конкуренция. Прежде, до короля Нортона, в каждой пещере сидел дракон, а под каждой горой тролль. Но после того как Нортон убил короля Виллема, все стало куда хуже. Троллей и драконов почти не осталось… Виллем берег окружающую среду. — Тут он вспомнил заданный ему вопрос. — Я заснул в седле, когда ехал по Северной дороге. Глупая лошадь решила обследовать окрестности. Блуждаю уже три дня. — Он наполнил миску и сказал с набитым ртом: — Неплохо! Хорошо приправлено. А ты что тут делаешь?
— Люблю готовить, — ответил старик, тоже с полным ртом. — Я тут пытаюсь сочинить заклинание, чтобы наложить проклятие на Итаскию.
— Колдун, да?
— Угу. Ариститорн из Некремноса… тебя это, похоже не пугает.
Вид у него был обиженный.
— А с чего мне пугаться? — Браги откинул назад голову, вытаскивая из похлебки концы светлых волос. — Судя по Зиндахиджре, человеку ничто не угрожает, если на него не нападают с ходу. Впрочем, у меня все равно нет ничего такого, что могло бы понадобиться колдуну. Можно еще миску?
— Угощайся. Знаком с Молчуном, да? Самый большой болтун в нашей профессии.
— Он самый. Слушай, а что за проклятие ты замышляешь?
Старик фыркнул.
— Был в последнее время в королевстве?
— Я уехал из города пять дней назад.
— Слышал когда-нибудь про заявление короля насчет великана? Того, который похищает девственниц и все такое, не того, который грабит путников. У этого есть лицензия, и он платит налоги.
— Я слышал, будто кто-то в конце концов его поймал. А что? Ты его приятель?
— Я поймал его и двоих его братьев, которые помогали сбывать лишних девственниц.
— А Нортон не захотел платить, да?
— Именно!
— Следовало ожидать. И как ты только до старости дожил, будучи таким наивным? Он обещает свою дочь каждый раз, когда возникают какие-нибудь проблемы. Что случилось с девственницами?
— Ну, после того как они чуть не побили меня камнями за то, что я разрушил им неплохую, по их словам, жизнь, полагаю, они вернулись домой и обошлись обычными мужчинами. Весной наверняка народится кучка уродливых, покрытых бородавками, волосатых маленьких ублюдков. Надеюсь, все они вырастут нормальными троллями и займутся своим бизнесом, достойно служа Нортону.
— И что ты собираешься делать?
— Не знаю. Когда он отказался отдать мне Изельду, я наложил на него первое проклятие, которое пришло мне в голову. Сказал, что начиная с седьмого дня после моего ухода на Итаскию опустится полная тишина, пока Нортон не заплатит.
— Ха, неплохо! — усмехнулся Браги, чувствуя приятную тяжесть в желудке. — У меня есть несколько друзей, которым этого как раз не хватает. И как ты намерен это сделать?
— Это моя проблема. Не знаю. Никогда еще не пробовал такого. Жаль, что не подумал, прежде чем открывать рот. Нортон, вероятно, до сих пор надо мной смеется.
— Хорошо, если у тебя выйдет. Может, все-таки получишь Изельду. Неплохая женщина, как я слышал. Немного худая, но…
— Что? Каким образом?
— Представь себя на месте Нортона, — немного подумав, сказал Браги. — Король в городе, где не слышно ни звука. Словно все оглохли, да? Все приходится делать в письменном виде, да? Сколько письменных обещаний может нарушить человек, прежде чем его повесят на собственных стропилах? Лжец вроде Нортона собственную мать продаст, лишь бы продолжать обманывать. Поверь мне, Нортон отдаст свою дочь любому, кто избавит его от всеобщего молчания. Поспорим?
