Выслушав мой рассказ, Колгрейв немного подумал и сказал:
— Отдай ему койку Вельбота.
Он отвернулся, сверля взглядом южный горизонт. Курьерская шлюпка все еще оставалась там, наблюдая за нами.
Я вернулся на итаскийский корабль за сестрами стрелы с ободком.
Обычно я почти не занимался ничем другим, кроме как выпускал смертоносные стрелы. Я был привилегированным специалистом, и мне не приходилось что-либо делать, если в том не возникала необходимость. Но теперь всем приходилось заменять тех, кто был слишком изранен, чтобы подняться, но слишком хорошо защищен богами, чтобы умереть. Поскольку на вантах от меня было мало толку, мне дали швабру.
Нас основательно потрепало, и требовалась целая ночь, чтобы распутать оснастку, и еще день чтобы заменить мачты. Грот-мачту теперь тоже приходилось снимать.
— Они появятся еще до того, как мы будем готовы, — сказал Мика, передавая мне какое-то поручение.
Он был прав. Логика подсказывала, что мы оказались в ловушке, и даже сейчас женщины Портсмута смотрят на военные корабли, неуклюже плывущие по устью Серебряной Ленты.
Старик это знал и именно потому продолжал смотреть на юг. Наверняка он думал о том, что теперь ему никогда не поймать Тот Самый.
Что же касается меня, то все, чего мне хотелось — остаться в живых.
Я надеялся, что у Колгрейва еще осталась пара фокусов в его щегольском рукаве.
Поппо слабо помахал рукой. Оставив швабру, я принес ему еще бренди.
— Спасибо, — выдохнул он и улыбнулся. — Теперь я знаю.
— Что?
— Тайну. Тайну Умника.
— И?
— Но тебе я не могу сказать. Это ее часть. Ты должен догадаться сам.
— Только не Вельбот.
— Возможно, он умнее, чем казалось. Продолжай драить. И подумай.
Я подумал, но мне ничего не приходило в голову. Это была хорошая тайна. Я не мог определить даже ее пределы, не говоря уже о подробностях.
Именно из-за нее Вельбот и Умник совершили нечто из ряда вон выходящее — сфальсифицировали пожар на борту фрейландской каравеллы.
Наступила темнота. Предстояла самая безнадежная ночь из всех, что я когда-либо знал. Вдоль побережья пылали сигнальные костры. Шлюпка подошла ближе, чтобы лучше нас видеть.
Те из нас, кто мог, продолжали работать. К рассвету мы забрали с итаскийского корабля все, что могло оказаться полезным, и освободили «Дракон». Старик развернул грот-парус, и мы медленно двинулись в сторону шторма.
— Вон они.
На этот раз я обратил внимание на слова Мики. На этот раз это было важно.
Худой Тор и Старик, конечно, уже знали раньше.
На горизонте виднелись верхушки парусов. Семь военных кораблей, таких же, как и тот, что мы захватили. Наверняка их сопровождали более проворные суда поменьше.
Шлюпка следовала за нами, отмечая наше медленное отступление.
Боги уже не были полностью на нашей стороне. Линия шторма отдалялась по мере нашего приближения, оставаясь мучительно недосягаемой. Вскоре она отделилась от Кровавого мыса, уходя в сторону моря.
— Можно попытаться пойти в Фрейланд… — начал я, но Мика жестом заставил меня замолчать.
К северу от мыса виднелась еще одна эскадра — три больших галеона, которым не терпелось познакомиться с нами поближе.
— Нам конец… Что это?
Что-то покачивалось на волнах перед нами — приземистое, темное. Когда мы подошли ближе, вверх с криками взмыли чайки.
Это был предвестник того, что замышлял для нас итаскийский флот.
Тролледингцы «Волчьей головы» сумели соорудить плот и поплыть в сторону берега, но добраться до него им не удалось. Из каждого трупа торчали итаскийские стрелы. Чайки успели поработать над их лицами и глазами.
— Первым делом они всегда выклевывают глаза, — сказал Мика. Он посмотрел на кружащих над нами птиц и содрогнулся.
— Это, — ответил я, — единственный корабль-призрак, который мы когда-либо увидим.
Ремонт продолжался. Старик стоял на корме столь же стойко, как если бы нам просто предстоял очередной налет. Он не собирался ничего предпринимать, пока петля не затянется. А потом он просто спустится вниз, чтобы сменить одежду на более свежую и щегольскую.
Десять против одного, и все крупнее нас. Насколько нам могли помочь боги? Но на кораблях предпочитали не рисковать. Они осторожно окружали нас, медленно сужая круг.
Когда время почти подошло, я обратился к своей окаймленной стреле. На этот раз, сказал я ей, нам предстоит совершить то, о чем будут говорить в течение десятилетий. Это станет нашим единственным бессмертием.
Но мне не дали возможности ею воспользоваться.
Два больших галеона подошли к нам с обеих сторон. Мы убивали, убивали и убивали, пока само море не окрасилось в алый цвет и не вспенилось от обезумевших акул. Нас резали одного за другим, пока нам, словно Толстяку Поппо, не осталось ничего другого, кроме как сидеть в луже собственной крови и смотреть, как уничтожают наших товарищей.
Первые два корабля в конце концов отошли, и новые два высадили к нам на борт своих морских пехотинцев. И так далее. И так далее. Со всей решимостью. Этот фрейландец, похоже, был для них намного более важен, чем мы думали.
Потом наступил момент, когда я остался один на носу, Колгрейв — один на корме, а Малыш — один на мачте. А затем сразили и нас.
Итаскийцы убрали своих бесчисленных мертвецов, пока мы, не в силах вмешаться, лежали в собственной крови. Подожгут ли они нас, как поступали мы с многими нашими жертвами? Нет. Появились толпы моряков и продолжили ремонт, который начали мы.
Вероятно, они собирались отвести нас в Портсмут, где суд над нами и наша казнь станет выдающимся спектаклем.
Это наверняка будет событием десятилетия.
X
Итаскийцы работали день и ночь. На рассвете оказалось, что мои затуманенные болью размышления не имеют под собой никаких оснований.
Затем к нам подошла курьерская шлюпка, и на борт поднялся только один человек, носивший регалии главного чародея Братства.
Это был тот самый человек, которого мы столь долго боялись, против которого у нас не было никакой защиты. Именно он, вне всякого сомнения, руководил нашим разгромом. Он действовал неуловимо — до этого мгновения мы не подозревали о присутствии магической руки. Если бы Колгрейв об этом знал, он мог бы пойти другим путем.
Окинув довольным взглядом «Дракон», он отправился на корму для более тщательного осмотра, начав со Старика.
Постепенно продвигаясь вперед, он останавливался над каждым из нас. Наконец, он поднялся на полубак и склонился надо мной.
