— Мика, ты не философ.
— Откуда тебе знать? Я не помню. Но что я хочу сказать — мне кажется, все мы знаем, что с нами происходило. Каждую минуту. Даже Старик.
— Что ты имеешь в виду?
— Солнце всходило и заходило множество раз, Лучник. Я тоже не спал. У меня было достаточно времени, чтобы подумать. И, возможно, измениться.
Я повернулся к борту спиной. Команда была занята работой. Все были намного молчаливее и задумчивее обычного и двигались теперь не столь неуклюже.
Как долго это продолжалось? Годы?
— Мы выглядим так же, как и прежде.
Колгрейв стоял на корме — тот же призрак ужаса, что и всегда. Он сменил одежду, и теперь на нем был по-королевски пышный наряд. Одежда компенсировала ему его уродство.
Когда он так одевался и оставался на корме, вместо того чтобы скрываться в своей каюте, это означало, что скоро прольется кровь.
— Я имею в виду — измениться внутренне. — Он тоже разглядывал Колгрейва. — Возможно, некоторые из нас на это не способны. Возможно, в них просто больше нет ничего другого.
— Или, может быть, мы просто чего-то не понимаем. — И тут у меня возникла мысль. — А ведь Старик боится.
— Неудивительно. Это итаскийские воды. Сам знаешь, что с нами уже сделали.
— Он боится не просто того, что с нами сделают, если поймают. Мы об этом знали и раньше, и никого это не волновало, как не волнует и сейчас. Я имею в виду — боится, словно Барли. И всего и ничего.
Старый Барли был нашим местным трусом, а также самым отчаянным бойцом на «Драконе-мстителе». Страх заставлял его совершать настоящие боевые подвиги.
— Возможно. И, возможно, он тоже изменился.
— Я — нет. По крайней мере, я этого не замечаю.
— Посмотри на свою правую руку.
Я посмотрел на мозоли от тетивы на указательном и среднем пальцах.
— И что?
— Каждый из нас может сказать о твоих руках две вещи. Если в поле зрения появляется корабль, в твоей левой руке тут же оказывается лук. А правая, когда позволяет Колгрейв, держит кружку рома так, словно это твой новорожденный первенец.
Я посмотрел на Мику. Он улыбался. Я взглянул на свою пустую руку, потом на главную палубу, которую я пересек без каких-либо мыслей о роме. Барли уже заканчивал раздавать порции грога.
Ощутив невыносимую жажду, я едва не пошатнулся. Мика схватил меня за руку.
— Постарайся удержаться, Лучник. Хотя бы один раз.
Я помахал Барли.
— Просто чтобы понять, сумеешь ли.
И что он лезет не в свое дело? Боги, мне страшно хотелось выпить.
Но тут мне на глаза попался Святоша — наш король алкоголиков. Человек, который молился о спасении для всех нас, но сам при этом не мог спасти сам себя.
В руке у Святоши тоже не было оловянной кружки. Он стоял, прислонившись к правому борту. Судя по выражению его лица, желание выпить прямо-таки раздирало его изнутри. Но он не пил, повернувшись спиной к Барли.
— Взгляни на Святошу, — пробормотал я.
— Я его вижу, Лучник. И тебя тоже.
У меня уже начинались судороги. Развернувшись, я прислонился к борту, подражая Святоше, и уставился на бушприт, пытаясь забыть обо всем на свете.
— Этому извращенцу меня не перетерпеть, — заявил я.
Нос корабля начал медленно подниматься и опускаться. Вода стала напоминать нормальное море. Наше воскрешение почти закончилось.
Я вовсе не ждал с нетерпением, когда оно завершится. Морская болезнь могла начаться у меня даже на лодке посреди озера в ветреный день.
Другой корабль уже полностью появился на горизонте и быстро приближался к нам.
Я еще раз проверил лук и стрелы — просто на всякий случай.
VI
Изменились ли мы? Боги свидетели — да, изменились. Двухмачтовый корабль плавно подошел к нашему борту, и мы не набросились на него всей толпой. Мы не швырнули его вопящую команду акулам. Мы не подожгли его. Мы ничего не делали — лишь ждали, держа оружие наготове.
Колгрейв не просил нас о чем-либо еще.
Мика и я смотрели на наших товарищей по команде. Уверен, мое лицо казалось ему не менее удивленным, чем его лицо мне.
Мы не отрывали взгляда от Колгрейва. Старик должен был решить судьбу небольшого судна. Нравилось нам это или нет, но если бы он отдал приказ, нам пришлось бы атаковать.
— Мы — свора боевых псов, — сказал я Мике. — С тем же успехом мы могли бы быть рабами.
Он кивнул.
Наш безумный капитан не произнес ни слова. Думаю, это удивило его больше, чем всех остальных из нас.
Корабль покачивался на волнах рядом с «Драконом» минут пятнадцать. Его странно одетая молчаливая команда разглядывала нас, а мы их. Никто из них не встречался со мной взглядом. Они знали, кто мы такие. Мы чувствовали их страх.
Но они подошли к нам и остались. И потому нам тоже было страшно.
Дверь небольшой рубки в средней части корабля наконец открылась, и оттуда вышли еще двое незнакомцев, встав по обеим ее сторонам и с испуганным удивлением глядя на нас.
Вперед вышел человек в красном и посмотрел вверх.
— Баба! — выругался Мика.
Мы не отличались особой галантностью.
— Вряд ли… — но точно я сказать не мог. Я никогда прежде не видел лысую женщину. — Но… Пусть будет «оно».
Его неправдоподобно голубые глаза с легким удивлением разглядывали нас. В отличие от своих товарищей, оно нас не боялось. Оно было уверено в себе.
Мне показалось, будто мы разочаровали его, не подтвердив нашу зловещую репутацию.
Желание выпустить стрелу было не менее сильным, чем желание выпить. Но я не стал натягивать тетиву.
Я мог лишь смотреть в эти удивительные глаза, в которых сверкала невероятная Сила, заявляя о том, что их обладатель — куда более великий чародей, чем тот, кто запер нас в ловушке посреди тумана и свинцового моря.
Существо обладало той же властной аурой, что и та, которая вдохновляла Колгрейва.
— Это оно призвало нас обратно, — прошептал я.
Мика кивнул.
Взяв себя в руки, я проверил лук.
Черные птицы с испуганными криками кружили над головой. Одна из них спикировала на существо в красном.
Существо подняло руку и произнесло единственное слово.
Во все стороны полетели тлеющие перья, падая на корабли и в море. Воздух наполнился запахом гари.
Голый альбатрос ударился о борт «Дракона», сломав шею, и рухнул в воду, после чего превратился в некое подобие ночной змеи, которая молниеносно унеслась прочь.
