Умение мое никуда не делось. Сколь бы ни прошло времени, мои стрелы продолжали лететь точно в цель.
У солдата отвалилась челюсть. Я издевательски поклонился.
— Не слишком умно, — сказал Святоша.
— Не смог удержаться. Я должен был это сделать.
Черные птицы над головой проклинали меня на своем крикливом языке. Я вызывающе посмотрел на них.
Мое мастерство стрельбы из лука было единственным моим искусством, единственным способом бросить вызов вселенной и ее порокам. Мне важно было показать, что Лучник жив и здоров и что его стрелы все так же смертоносны. Словно надпись на стенах времени, кричащая: «Я ЖИВ!»
Колгрейв поманил меня к себе.
Я натянул сапоги, думая, что сейчас мне влетит за невыполнение приказа…
Но капитан ничего не стал говорить про мой выстрел. Вместо этого он собрал Тока, Худого Тора и меня, после чего сказал:
— Пора принимать решение. Через два дня весь остров будет знать о нашем возвращении. В Портсмуте узнают через три дня, в Итаскии — через четыре. Они больше не могут нас терпеть, и наше возвращение напугает их настолько, что они пошлют против нас все корабли, что у них имеются. На этот раз они не станут доверять колдунам. Они уничтожат нас окончательно и бесповоротно, чего бы им это ни стоило.
Он посмотрел в сторону западного моря, разглядывая единственным глазом то, чего не мог увидеть никто из нас.
— Чего бы им это ни стоило, — повторил он.
Тор усмехнулся. Сражения были единственной его любовью и радостью. Его не волновало, победит он или проиграет, лишь бы оставалась возможность помахать мечом в еще одной битве. Это был все тот же самый старый Тор, в котором вряд ли что-либо было способно измениться.
— Значит, нет никакой надежды? — спросил Ток. — Придется покинуть этот мир, оставив после себя горы трупов и моря, усеянные горящими кораблями?
— Бежать некуда, Ток, — вздохнул я. — Ветры судьбы загнали нас в узкую теснину, и нам ничего не остается, кроме как плыть по течению.
Колгрейв удивленно посмотрел на меня.
— Странно слышать от тебя подобные речи, Лучник.
— Я вообще странно себя чувствую, капитан.
— Есть еще чародей, который призвал нас, — сказал он. — И боги нас не забыли. Не полностью, — он посмотрел на черных птиц, тянувших к нам шеи.
Я окинул взглядом корабль, ставший мне домом. Впереди, у основания полубака, виднелось крошечное, почти невидимое облачко темного тумана. Я не замечал его с тех пор, как к нам на борт поднялся колдун. Мне показалось, что оно всегда было там, оставаясь незамеченным лишь потому, что оставалось вне поля моего зрения.
— Приказы я отдам утром, — объявил Колгрейв. — А пока — празднуйте. Наш последний праздник, Тор. Подготовьте оружие. Ток, скажи Барли, пусть возьмет ключи.
Мой желудок мучительно сжался. Ром!..
— Выходим на рассвете, — сказал Старик. — Приготовьтесь. Утром скажу, куда мы отправимся.
Он окинул нас зловещим глазом, и мне показалось, что взгляд его полон боли и беспокойства. Оставив нас, он вернулся к себе в каюту. Мы ошеломленно смотрели ему вслед.
Чувства? У Колгрейва? Это было уже чересчур.
Вернувшись на полубак, я опустился на парусину между Малышом и Микой, и, откинувшись назад, уставился на облака, на зеленые холмы, среди которых бежали четверо перепуганных солдат, чтобы спустить на нас гончих псов судьбы.
— Проклятье! — пробормотал я. — Проклятье, проклятье, проклятье!
Малыш первым задал мучивший всех вопрос:
— Что скажешь, Лучник?
Я яростно уставился на холмы, словно мой взгляд мог убить фрейландцев на месте.
— Выходим в море с утренним отливом. Капитан пока не решил, куда и зачем.
Тролледингец выловил песчаную акулу. Как обычно, мы бросили ее за борт.
— Вам не кажется, что это та же самая? — спросил Святоша. — Выглядит точно так же.
— Зачем ей постоянно возвращаться? — поинтересовался Мика.
— Как думаешь, Лучник, что он решит? — спросил Малыш.
— Пролить кровь. Он — все тот же Колгрейв, мертвый капитан. Он знает лишь одно. Единственный вопрос — кто наша жертва.
— А…
— Дайте леску. — Я наживил крючок и бросил его за борт. — Святоша, Барли раздает грог.
Мне страшно хотелось выпить, но я не собирался сдаваться первым.
Точно такую же муку я видел и на лице Святоши. Не отводя от меня взгляда, он ответил:
— Вряд ли, Лучник. Слишком далеко тащиться. К тому же у меня клюет.
Клевало у него, но рыбу поймал я. Это оказалась все та же проклятая акула. Что с ней такое? Не может научиться?
«Дракон» мягко покачивался на легких волнах. В окружавших бухту деревьях шумел ветер. Мы продолжали вылавливать песчаную акулу и бросать ее обратно, почти не разговаривая, пока солнце не опустилось за горизонт позади нас.
X
Ток, Худой Тор и я вскарабкались на корму. Команда собралась на главной палубе, не сводя глаз с двери каюты Старика. Солнце еще не осветило холмы на востоке.
— Скоро отлив, — заметил Ток.
— Угу, — буркнул я.
Худой Тор нервно пошевелился. Похоже, этим утром кровожадности у него поубавилось. Неужели перемены добрались и до него?
Вышел Колгрейв.
Команда судорожно вздохнула.
Тор, Ток и я перегнулись через перила на корме, глядя на капитана.
На нем была старая, потрепанная, простая одежда, какую мог бы носить капитан торгового судна, от которого отвернулась удача. От прежней щеголеватости не осталось и следа.
Перед нами предстал новый Колгрейв. Не уверен, что мне это понравилось. Мне стало не по себе, словно именно в стиле его одежды коренились наши неудачи и победы.
Не обращая ни на кого внимания, он поднялся на корму и огляделся, затем сказал:
— Поднять паруса, первый помощник. Курс на север вдоль побережья, два румба в сторону моря. За нами наблюдают. Пусть думают, будто мы направляемся к Северному мысу.
Ток и Тор отправились поднимать якорь и ставить паруса. Я стоял рядом с Колгрейвом, высматривая наблюдателей на берегу.
— Будем идти этим курсом, пока не скроемся из виду со стороны суши, — сказал он. — Затем развернемся и пойдем на юг, оставаясь в открытом море.
Я вздрогнул. Мы никогда не выходили в открытое море. Хотя вряд ли кто-то из нас за много лет ступал на твердую землю, мы не хотели терять ее из виду. Мало кто из нас был моряком до того, как судьба забросила нас на этот дьявольский корабль.
А открытое море означало штормы и морскую болезнь. Мой желудок и так уже выворачивало наизнанку без рома.
