Они столь долго о нас заботились, прежде чем подсунуть нам тот странный корабль с итаскийским колдуном на борту…
Мы стояли на распутье. Нужно было выбрать одну из дорог, и обе вели в неизвестность. Можно было лишь догадываться, которая из них лучше.
— Приготовь стрелы, Лучник, — сказал Колгрейв. — Если потребуется, пусти первую ему между глаз. Или в горло. Не дай ему возможности произнести заклинание.
— По какому знаку?
— Решать тебе. На знаки не будет времени.
Мы посмотрели друг другу в глаза. Это действительно был новый Колгрейв. Искусство стрельбы всецело принадлежало мне, но я никогда не решал сам, когда стрелять.
— Подумай о «Драконе», — сказал он, и я понял, что именно это он пытался делать последние несколько дней. Прежде Колгрейв никогда не думал ни о ком и ни о чем, кроме самого себя.
Как и я. Как и я…
У меня задрожали руки. Колгрейв это заметил и вопросительно поднял брови.
— Все в порядке. — Я наложил на тетиву другую стрелу. Движение было знакомым и привычным. Мои руки перестали дрожать. — Видишь?
Коротко кивнув, он повернулся к существу в красном.
Оно все так же продолжало спать с беззаботной улыбкой на губах.
— Разбудить его, — приказал Колгрейв.
Барли шагнул вперед.
— Не заходи в пентаграмму! — бросил Старик. — Найди другой способ.
Тролледингец снял с шеи амулет.
— Здесь он все равно не имеет силы, — сказал он и швырнул его в спящего.
Светясь в полете, испуская дым и огненные капли, амулет упал на колени колдуна.
Существо подскочило, словно ужаленное. Глаза его открылись. Я натянул тетиву.
Я был первым, с кем оно встретилось взглядом. Посмотрев на мою стрелу, оно медленно опустилось на трон, положив руку на амулет на коленях. Несмотря на то что мы застигли его врасплох, оно тщательно это скрывало, если не считать первой реакции. Существо перевело взгляд с меня на Колгрейва.
Несколько минут они молча смотрели друг на друга. Время, казалось, тянулось до бесконечности. Затем существо в красном сказало:
— От судьбы не уйдешь, капитан. Я вижу, что ты хочешь сделать. Но ты не сможешь искупить свои грехи, убив меня вместо тех, кого я желаю видеть мертвыми. Собственно, если я правильно понял, ты уже убивал других, чтобы добраться до меня. Какого искупления вины ты в таком случае можешь ожидать?
Его губы раздвинулись на четверть дюйма, продолжая улыбаться. Когда он говорил, они не шевелились. И я не знал, слышу ли я его своими ушами или его слова проникают мне прямо в мозг.
Не знаю, что было на уме у Колгрейва. Слова чародея его нисколько не удивили, так что, полагаю, с подобным парадоксом он уже сталкивался.
— Просто играя на публику, тебе не добиться искупления. В твоих поступках должна быть искренность.
Голос чародея был лишен интонаций, но я мог поклясться, что он над нами насмехается.
Я вспомнил старого друга, давно пропавшего без вести. Вельбот никогда не был особо искренним — если только он этого чертовски хорошо не скрывал.
— Те, кто уже проклят, не могут стать еще более проклятыми, — возразил Колгрейв. Его изуродованное лицо скривилось в мрачной ухмылке. — Возможно, те, кто еще не проклят, смогут избежать подобного ужаса.
Я не сводил взгляда со своей мишени, но мысли мои лихорадочно работали. И это был Колгрейв, безумный капитан корабля-призрака? Ужас каждого, вышедшего в море? Казалось, будто я знаю его всю жизнь, но никогда не замечал за ним подобного.
Вероятно, у каждого из нас есть свои потаенные глубины. В последнее время я многое начал узнавать о своих товарищах по команде.
— Жизнь — в служении мне, — сказал чародей. — Бросая мне вызов, ты ее теряешь. Однажды я призвал тебя в этот мир, но могу точно так же из него и изгнать.
— Это не жизнь, — пробормотал тролледингец. — Мы — всего лишь оскореи моря…
Святоша кивнул.
Барли весь напрягся, готовясь напасть. Колгрейв слегка придержал его за рукав. Каким бы преданным старым псом ни был Барли, он расслабился.
Я тоже расслабился, на четверть отпустив тетиву. Это была самая мощная из всех когда-либо существовавших тетив, и даже я не мог долго удерживать ее полностью натянутой.
Я больше не смотрел в глаза чародея. В них было нечто гипнотическое, нечто нацеленное специально на меня.
Мое внимание привлекли его руки, которые начали двигаться, пока он спорил с Колгрейвом. Я старался пропускать его слова мимо ушей, боясь, что в его голосе может быть скрыта непреодолимая сила. Столь же вероломными могли оказаться и его руки.
Я натянул тетиву до упора.
Его руки упали на колени. Он замолчал и закрыл глаза.
Я вдруг ощутил в себе власть. Это существо боялось меня. Меня!
Ту же власть я ощущал, будучи вторым самым знаменитым членом команды «Дракона», когда стоял на его корме, готовясь уничтожить рулевого и офицеров очередной жертвы. Благодаря этой власти я стал вторым самым страшным ужасом западных морей.
Я обладал абсолютной властью над жизнью и смертью.
И вскоре я понял, что точно таким же образом использовал меня и он.
Я обладал властью, и он меня боялся, но играл на моей слабости к этой власти, надеясь, что она предаст меня, отдав в его руки. Собственно, он рассчитывал воспользоваться всеми нашими слабостями…
Существо в красном было смелым, отважным и хитрым. Каковы бы ни были ставки в его игре, его не пугал риск проигрыша. Мало кто решился бы противостоять команде «Дракона», не говоря уже о том, чтобы вызывать нас из нашей окруженной туманом могилы.
Он снова заговорил, вновь используя в качестве оружия свои руки, взгляд и голос. Но на этот раз оно было обращено не против меня.
Он избрал Барли, что имело определенный смысл. Барли был самым свирепым убийцей среди нас. Но власть над смертью была в моих руках, и чтобы ее у меня забрать, Барли должен был сперва расправиться с Колгрейвом и Святошей.
Развернувшись, он бросился на нас. Тролледингец ударил его плашмя топором по голове, и Барли рухнул лицом вниз. Колгрейв присел рядом с ним, с прежней ненавистью сверля взглядом существо в красном.
Я кивнул тролледингцу, довольный, что не один я сообразил, что на уме у колдуна.
— Думаю, ты только что совершил ошибку, — сказал Колгрейв.
— Возможно. Возможно, я отправлю вас обратно в место вечного ожидания. Чтобы достичь моих целей, есть и другие средства. Но они намного медленнее…
— Тебе не следовало этого делать, — сказал Святоша. — Барли был моим другом.
«Что? — подумал я. — У тебя никогда в жизни не было друзей, Святоша».
