Туман рассеивается. Мы входим в середину круга посреди безжизненного нефритового моря. Меня неудержимо клонит в сон. Приходится напрячь всю силу воли, чтобы поднять лук и опереться на него.
Я не сдамся. Я не упаду. Я отказываюсь. У них нет Силы…
«Дракон» останавливается и начинает медленно вращаться, повинуясь неощутимому течению. Мимо проплывает лишенный каких-либо черт туман. Над головой он иногда светлый, а иногда темный. День не предвещает ничего хорошего. И скоро я вообще потеряю интерес к тому, чтобы считать дни.
Скоро я перестану думать о чем бы то ни было.
Но до этого я должен найти ответ на вопрос — что я сделал не так?
Отрубленные головы
Нижеследующий рассказ — один из самых моих любимых. Отчасти потому, что пользовался огромным успехом и столько раз перепечатывался за рубежом, что в свое время принес мне больше дохода, чем большинство моих романов. К тому же в его основе лежат элементы семейной легенды.
I
Нариман было десять лет, когда в Вади-аль-Хамама пришел черный всадник — высокий и надменный, на коне столь же белом, сколь черной была его джеллаба. Проезжая среди шатров, он не смотрел ни налево, ни направо. Старики плевали под копыта его коня. Старухи испуганно прятались. Дети и собаки скулили и разбегались. Осел Макрама поднял дикий крик.
Нариман не испугалась, лишь удивилась. Кто этот чужак? Почему его так боятся? Потому что он одет в черное? Ни одно из известных ей племен не носило черную одежду. Черный был цветом ифритов и джиннов, повелителей Джебал-аль-Альф-Дхулкварнени, высоких темных гор, нависших над Вади-аль-Хамама и священными местами аль-Мубурака.
Нариман была смелой девочкой. Родители часто предупреждали ее, но она вела себя не так, как подобает женщинам. Старики качали головами и говорили, что из девчонки Моуфика не выйдет ничего хорошего. Сам Моуфик вызывал достаточно подозрений уже тем, что участвовал в великих войнах на севере. Какое они имели отношение к аль-Мубураку?
Нариман продолжала наблюдать за всадником.
Он остановился перед шатром ее отца, стоявшим поодаль, извлек из футляра для копья черный стержень и подул на него. Концы стержня засветились. Направив свечение на шатер, всадник изобразил некий символ. Старики начали бормотать, ругаться и говорить о том, что теперь шатер Моуфика будут преследовать несчастья.
Нариман побежала следом за незнакомцем, который ехал по долине в сторону святилища. Старая Фарида что-то кричала ей вслед, но она сделала вид, будто не слышит, перебегая из тени в тень, от камня к камню, к укрытию, из которого она тайком наблюдала за обрядами старших.
Она смотрела, как всадник столь же высокомерно пересекает Круг. Он даже не взглянул на Каркура, не говоря уже о том, что не выказал никаких знаков уважения и не принес никаких жертв. Она ожидала, что Великая Смерть убьет его на месте, как только он покинет Круг, но он продолжал ехать дальше, живой и невредимый. Нариман уставилась на бога. Неужели Каркур испугался точно так же, как и старики? Ее это потрясло до глубины души. Гнев Каркура был постоянен. Каждое дело, каждое развлечение нужно было согласовывать с его желаниями. Он был злым богом. Но он просто стоял, словно изваяние из красного камня, в то время как варвар осквернял его Круг.
Солнце уже клонилось к западу, когда она вернулась в стойбище. Старая Фарида тотчас же позвала ее к себе, и она рассказала обо всем, что видела. Старики бормотали, перешептывались и делали странные знаки.
— Кто он, Фарида? Кто он такой? Почему вы так боитесь?
Фарида сплюнула сквозь дыру в зубах.
— Посланник Зла. Шагун из Джебала. — Фарида взглянула на горы Тысячи колдунов и сделала магический жест. — Счастье, что твоя мать до этого не дожила.
— Почему?
Но тут послышался звук рога, заканчивавшийся торжествующей нотой. Вернулись охотники. Каркур был благосклонен к племени. Нариман побежала рассказать отцу про чужака.
II
Позади седла Моуфика свисала убитая антилопа, нанизанные на шнурок перепела, связка зайцев и даже водяная черепаха.
— Отличная охота, Лисичка. Такого не было еще никогда. Даже Шукри сумел что-то добыть.
У Шукри никогда ничего толком не получалось. Вероятно, именно за него Нариман должна была выйти замуж, поскольку она была дочерью своей матери.
Ее отец был настолько доволен, что она не стала упоминать про незнакомца. Другие охотники услышали о нем от стариков, и суровые взгляды обратились в сторону Моуфика. Нариман даже испугалась за него, пока не почувствовала, что им его скорее жаль. Многие кивали — визит чужака подтвердил их сомнения.
Моуфик остановился у входа в шатер.
— Лисичка, сегодня мы не будем много спать. Надеюсь, ты набрала много дров?
В голосе его слышалась усталость. Ему приходилось трудиться больше, чем другим. У него не было женщины, которая ехала бы следом и разделывала добычу, не было женщины, которая помогала бы по дому. Лишь старая Фарида, сестра его матери, иногда предлагала помощь.
Нариман разложила на циновке перепелов и зайцев, разожгла огонь и принялась за работу.
Солнце опустилось за горизонт на западе, чуть южнее. Между горными вершинами возник огненный палец, вонзившись в сухое русло реки и разогнав тени. Моуфик поднял взгляд.
Побледнев, он открыл рот, снова его закрыл и, наконец, хрипло проговорил:
— Что?
Она рассказала ему про всадника.
Он сидел, низко опустив голову.
— О нет. Только не моя Лисичка. — И добавил, словно отвечая на ранее заданный вопрос: — Он из тех, кому даже Каркур не осмеливается причинить вреда. Этот всадник служит тому, кто намного более велик. Но, — задумчиво продолжил он, — возможно, он дал нам намек. Не просто так дичь шла прямо под стрелу охотника. — Поднявшись, он вышел в темноту, глядя на внушавшие ужас горы, куда не осмеливался отправиться никто из племени, и, помолчав, сказал: — Приготовь только то мясо, которое может испортиться до того, как мы его закоптим.
— Объясни мне, что все это значит, отец?
— Полагаю, ты уже достаточно взрослая. Ты стала Избранной. Повелители посылают его, чтобы он оставил их знак. Прошло немало времени с тех пор, как шагун приходил в последний раз. Тогда еще была жива моя мать.
III
Моуфик был на севере и жил среди чужаков. Он мог представить себе то, чего не мог никто другой, и вполне мог бросить вызов Повелителям. Он потратил часть своих военных трофеев, чтобы купить у Макрама осла. Погрузив все свое имущество на двух животных, он ушел, оглянувшись лишь однажды.
— Мне не следовало сюда возвращаться.
Они шли на север по звериным тропам, через высокие каменистые холмы, избегая встречи с другими племенами. В холмах они провели двенадцать дней, прежде чем спуститься в большой оазис. Впервые Нариман увидела людей, живших в домах. Они казались ей чужими, и она все время держалась рядом с Моуфиком.
