Нариман пыталась унять дрожь, но ей это не удалось. Расплакавшись, она обняла капитана. Он настолько удивился, что отскочил назад, но выражение его лица сказало ей все.
— Ступай с Господом, Лисичка. И с Каркуром, если тебе так приятнее.
— Спасибо, — ответила она. — За все. Особенно за то, что ты друг отца.
Аль-Джахез усмехнулся:
— Ах, девочка, кто мы без друзей? Всего лишь катящиеся по песку отрубленные головы.
XI
Нариман оглянулась незадолго до того, как крепость Аль-Джахеза скрылась из виду. «Это уже вчерашний день, — подумала она и посмотрела на юг, в сторону обширного песчаного моря. — А там — завтрашний. Восемьсот миль». Натянув поводья, она коснулась амулета на груди, оружия, сумки, которую Моуфик наполнил военными трофеями, думая, что она не видит. Он сделал все возможное, чтобы ее отговорить, и все возможное, чтобы ей помочь.
Она еще раз оглянулась, подумав о том, не пошлют ли ей вслед телохранителей, руководствуясь своими понятиями о сильном и слабом поле.
— Вперед, Верная, — сказала она своей кобыле. Крепость скрылась за горизонтом, и сердце Нариман дрогнуло. Она осталась одна, словно катящаяся по песку отрубленная голова, — и всадник мало чем мог помочь ей.
Нариман представила его себе таким, каким он был в тот день, когда забрал Мисра. Она вновь ощутила влажное тепло в чреслах, но уже не столь сильно, как раньше. Ненависть начинала гасить огонь страсти.
Она жалела, что женщина неспособна сделать с мужчиной то же самое, что он сделал с ней.
Дикая местность, об опасностях которой ее предупреждали, не прощала ошибок, и ее обитатели были ей под стать. Нариман дважды встречались мужчины, которые сочли ее подарком небес. В первый раз ей удалось от них убежать. Во второй раз ее загнали в угол, и пришлось сражаться. К ее удивлению, из этой схватки она вышла победительницей.
Хотя она постоянно убеждала себя, что ничем не хуже любого мужчины, в душе она никогда в это не верила. Неужели мудрость веков могла ошибаться? Но дальше она ехала, уже чувствуя себя намного более зрелой и уверенной в себе.
Огромная пустыня оказалась куда обширнее и жарче, чем она помнила. Вокруг не было ни души, ни деревца.
— Отрубленной голове придется катиться дальше без тела. — Она часто выражала свои мысли вслух. Кто мог ее услышать?
У нее не оставалось иного выхода, кроме как направиться в Вади-эль-Куф. Местных жителей потряс вид женщины в мужской одежде, обвешанной оружием и изъяснявшейся столь же грубо, как любой бродячий воин. Даже шлюхи смотрели на нее разинув рты. Никто не знал, как к ней относиться. Она купила воды, задала несколько вопросов и поехала дальше, прежде чем они успели прийти в себя.
Кто-то пытался ее преследовать, но единственная стрела заставила его отказаться от своих намерений.
Она ехала по пустыне в сопровождении песчаных дьяволов. В племени аль-Мубурак верили, что песчаные дьяволы — танцующие ифриты. Она пыталась их звать, но они не отвечали. Несколько дней спустя у нее начали возникать странные мысли, что они — шпионы Повелителя. Она смеялась над ними и дразнила их, но они не обращали на нее никакого внимания.
В конце концов она проверила амулет, но он не только не светился, но и не был холодным.
— Вот тебе и старые сказки…
Выехав из пустыни, она остановилась в оазисе, где уже была во время путешествия на север. Там, как и в Вади-эль-Куфе, она спросила о мужчине в черном, путешествующем вместе с ребенком. Но и здесь никто не видел подобного путника.
— Конечно, — пробормотала она. — Возможно, они говорят правду. Но он — человек и должен был остановиться в Вади-эль-Куфе.
Но ему вовсе незачем было выглядеть как шагун из Джебала, не так ли?
Неважно. Она знала его цель.
Прошло две недели. Она въехала в Вади-аль-Хамама.
Племени аль-Мубурак там не было — в это время года они ушли дальше на запад, преследуя диких верблюдов в надежде присоединить их к своему стаду.
Она разбила лагерь на обычном месте, а когда наступила ночь, отправилась к Каркуру.
После надлежащих приветствий и ритуалов она рассказала свою историю, на случай, если Моуфик ошибался, утверждая, что Каркур может следовать за человеком из аль-Мубурака куда угодно. Каркур молча слушал ее, и отблески костра отбрасывали тени на его уродливое лицо.
— Отец говорит, что ты не столь велик, как я думала, — сказала она. — Что есть другие, более могущественные, и потому иногда ты не осмеливаешься помочь. Но если можешь — помоги мне сделать то, что я должна сделать.
Она уставилась на изображение божества. Изображение смотрело на нее. Огонь погас. Взошла луна, заполнив Круг движущимися тенями.
— Каркур, есть один человек по имени Аль-Джахез. Он следует учению Ученика, но он хороший человек. Ты можешь его вознаградить? Можешь сказать отцу, что я невредимой добралась сюда?
«Я говорю с каменным изваянием так, будто оно и в самом деле на что-то способно», — подумала она.
— Скажи Аль-Джахезу, что отрубленная голова становится безрассудной, лишившись тела.
Огромная полная луна заливала высохшее русло серебристым сиянием. Нариман подняла голову и посмотрела на небо.
Что-то заставило ее вздрогнуть. «Вот дура, — подумала она. — Заснула». Крепче сжав в руке кинжал, она вгляделась в тень, но ничего не увидела. Она прислушалась. Ничего. Понюхала воздух. И опять ничего.
Начало холодать. Ночь была холоднее, чем она помнила в это время года. Она плотнее запахнулась в плащ.
И поняла, что холод исходит из одной точки. Из амулета!
Нариман выхватила амулет. Зеленый! Камень светился зеленым. Неужели шагун вышел ей навстречу?
Камень ярко вспыхнул и раскололся. Между ним и Каркуром вытянулась извивающаяся изумрудная змея. Порыв холодного ветра пронесся над Кругом. На нее посыпались мертвые листья. Она посмотрела вверх. Нет, небо оставалось чистым, и на нем мерцали мириады звезд. Сияла луна.
Изумрудная змея стала янтарной с кровавыми прожилками. Нариман судорожно вздохнула. Именно об этом сочетании цветов упоминалось в разговорах о Великой Смерти.
Змея исчезла. Камень стал менее холодным, превратившись в маленький бледно-зеленый камешек в ее ладони. Она уставилась на Каркура.
— Что ты сделал? Что ты мне дал? Не власть же над Великой Смертью?
Изваяние, как всегда, молча смотрело на нее. Ей хотелось возмутиться, накричать на него, но Каркур не терпел неблагодарности, будучи скорее карающим, чем доброжелательным божеством.
— Но ты верен своему народу, — сказала она. — Спасибо, Каркур.
Поспешно совершив прощальный ритуал, она вернулась в лагерь и вскоре заснула, все еще ошеломленная тем, что Каркур ответил на ее просьбу.
