Некоторые слова 1-го склонения обозначают любого человека независимо от пола, и такие принято относить к общему роду: сирота, задира, растяпа, бедняжка. Не премину отметить необычное поведение слова умница: у него есть как бы мужское соответствие умник, но эти слова не образуют гендерную пару! Умница – не феминитив от умника! Слово умница относится к человеку любого пола, когда мы хотим его похвалить, а вот слово умник – пейоративное, выражающее сарказм: “Ну ты умник!”. Название передачи “Умники и умницы”, притворявшееся, будто различие между этими словами чисто родовое, так и осталось единичным казусом.
Это длинное отступление понадобилось для того, чтобы показать, что в русском языке с категорией рода дело обстоит несколько сложнее, чем кажется на первый взгляд. Употребляя исконные слова, мы используем категорию рода интуитивно, ориентируясь то на грамматику, то на семантику, или же на то и другое вместе, в зависимости от ситуации. Однако заимствования часто не совпадают с нашими интуитивными представлениями и ввергают нас в ступор.
Самый простой случай – несклоняемые существительные, обозначающие категории людей: атташе, протеже, инженю. Их род по определению может быть только семантическим: атташе и протеже будут общего рода, в зависимости от того, какого пола конкретный человек (хотя атташе еще недавно мыслился преимущественно в мужском роде, но это тоже вопрос семантики), а инженю – женского, поскольку обозначает женское ролевое амплуа. Так-так, минуточку… амплуа – среднего рода. Как пальто и бюро, несмотря на букву -а в конце. Почему? А потому что означает не самого человека, а некоторую функцию.
Несклоняемые заимствования, обозначающие неодушевленные предметы, как уже говорилось, имеют стойкую тенденцию переходить в русском языке в средний род – даже если они не оканчиваются на -е или -о, как русские слова среднего рода. Например:
шоссе, кашне, пенсне, турне, драже, фойе, карате, макраме, желе, реле, фуэте, канапе, кафе, шале, бланманже, суфле, купе, пюре, ателье, портмоне, досье, кабаре, каре (а также слова, в русской транслитерации кончающиеся на э: алоэ, каноэ);
какао, метро, пальто, бюро, кимоно, кино, бистро, табло, ризотто, трюмо, эскимо, танго, депо, авокадо, радио, манто, плато, пианино, фортепьяно, кашпо, казино, лото, домино, лассо, трико, видео, контральто;
– но также:
виски, мартини
[78], харакири, регби, сари, жюри, такси, ралли, алиби, ассорти, пари; хокку, рагу, азу, шоу, барбекю, интервью, меню, рандеву.
Что еще “хуже”, даже слова с исходом на -а оказываются несклоняемыми и принимают средний род, если потенциальный косвенный падеж противоречит нормам благозвучия русского языка. Это случается: 1) с односложными словами типа бра, па; 2) со словами, в которых перед конечным -а отсутствует йотация – уже названное амплуа, фейхоа, боа. А вот слово антраша, например, могло бы принять женский род и склоняться как анаша, но втянулось в орбиту общего правила “как поступать с французскими заимствованиями, кончающимися на гласный”.
Есть, конечно, исключения: жалюзи мыслятся во множественном числе, как и различные роды штанов наподобие галифе, и здесь уже влияет семантика; слово пенальти мужского рода, а авеню женского (из-за русских синонимов: удар и улица). Но в целом названия неодушевленных предметов склоняются к среднему роду.
По-иному ведут себя названия животных: о млекопитающих мы свободно можем сказать этот кенгуру и эта кенгуру, этот шимпанзе и эта шимпанзе в зависимости от биологического пола животного. Названия птиц более условны: какаду и эму мужского рода, видимо, по аналогии со словами попугай и страус (ср. уточняющие попугай какаду, страус эму), а вот колибри, если верить словарной норме, женского
[79]. Не очень ясно почему: то ли по роду слова птица, то ли потому, что миниатюрные размеры и красота птички ассоциируются с феминностью. В современном русском языке среди названий животных в принципе нет среднего рода: мы обязательно приписываем животному мужской или женский род, даже если оно гермафродит (улитка) или если грамматический род не совпадает с реальным полом (выдра может быть и самцом). Среднего рода могут быть только устаревшие и диалектные названия детенышей (теля).
Итак, несклоняемые заимствования в русском языке, если они обозначают неодушевленные предметы, а не животных или людей, тяготеют к среднему роду. Кофе, конечно, принадлежит именно к этой категории, и, скорее всего, у пуристов нет шансов победить в борьбе.
7. Инсульт туники, или Ложные друзья переводчика
В учебниках и популярной литературе по проблемам перевода часто встречается раздел о “ложных друзьях переводчика”, а порой им посвящают целые словари
[80]. На всякий случай напомним – так называются слова иностранного языка, внешне похожие на слова вашего родного языка, на который вы пытаетесь что-то перевести, но с немного другим значением (а иногда и с совершенно другим). По-научному они называются межъязыковыми паронимами. Вот примеры наиболее типичных казусов, уже вошедших в переводческий фольклор:
Сколько я встречал дичайших ошибок, причем порой даже в довольно хороших переводах! То в викторианской Англии джентльменов приглашают в публичный дом, хотя речь идет о пабе, то есть пивной (по-английски буквально public house). То переводчик живописует военного: сидит офицер в ресторане, а “грудь его туники заляпана фруктовым салатом”. И этот неряха преспокойно беседует с сенатором и его супругой. А все потому, что “фруктовым салатом” военные прозвали орденские планки – такие, знаете, пестренькие полосочки, которые носят вместо медалей, чтоб не слишком звенело. А “туника” – это “мундир” или “китель”, и прошу вас, читая переводную литературу, помните об этом. Гражданские, особенно в будущем, – Бог с ними, может, они и впрямь носят туники и тоги. Но военные, полагаю, и в будущем не станут обряжаться в античные хламиды!
[81]
