И конечно, в этой системе циркулируют не только библейские фразеологизмы и пословицы, но и светские, возникшие в быту одних народов и заимствованные другими. Их тоже немало.
2. Античная фразеология
Еще в Средневековье люди использовали в речи обороты не только из Библии, но и из классической античной литературы. Вплоть до начала XX в. школьников заставляли заучивать “крылатые фразы и выражения” на латыни, а студентам гуманитарных вузов это приходится делать до сих пор. Потому многие античные фразеологизмы и пословицы бытуют в двух вариантах – латинском и переводном. Например:
sine ira et studio – без гнева и пристрастия
urbi et orbi – граду и миру
Dictum est factum. – Сказано – сделано.
Homo homini lupus est. – Человек человеку – волк.
Aquila non captat muscas. – Орел не ловит мух
[172].
Нас, конечно, интересуют переводные варианты, потому что только они относятся к настоящим фразеологическим заимствованиям, – они становятся полноправными элементами принимающего языка.
Не всякий фразеологизм, связанный с античной культурой, имеет античное происхождение. В популярной литературе много путаницы на этот счет. К заимствованиям из античной фразеологии не относится, например, выражение сизифов труд, поскольку оно возникло в Новое время. Оно лишь отсылает к античному мифу. Такие культурные отсылки – другой тип заимствований, который будет рассмотрен в следующей главе.
Примерами подлинных заимствований античной фразеологии могут служить такие выражения, как бог из машины и двуногое без перьев. Первое часто приводится вместе с латинским оригиналом deus ex machina, но в современной речи может употребляться и самостоятельно по-русски. Так говорят критики, когда хотят отругать книгу или фильм за неестественную развязку – мол, автор запутался в своем сюжете и вынужден придумывать, скажем, внезапный приезд дяди из Америки, который всем все объяснил. Это выражение восходит к спецэффектам античного театра: когда на сцене должны были появиться боги, их спускали с “небес” при помощи специального механизма. Некоторые драматурги уже в древности злоупотребляли приемом появления богов – в частности, за это критиковали Еврипида, у которого в трагедии “Ипполит” боги сходят с небес для того, чтобы вмешиваться в ход событий и разъяснять тайны.
В западноевропейских языках deus ex machina обычно цитируется в оригинале. А вот двуногое без перьев имеет переводные соответствия: по-английски featherless biped, по-французски bipède sans plume. Фразеологизм восходит к анекдоту о Диогене Синопском, том самом, который, согласно легенде, жил в бочке: Платон дал определение человека как “животного о двух ногах, лишенного перьев”, а Диоген ощипал петуха и заявил, что в таком случае это человек. Хотя мы не знаем наверняка, какие из многочисленных историй о Диогене Синопском вымышлены, а какие имели место в действительности, само происхождение анекдота о “двуногом без перьев” достоверно античное. Он зафиксирован тезкой Диогена Синопского – Диогеном Лаэртским (II или III в. н. э.), в книге “О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов” (кн. 6)
[173]. Составляя биографии философов, Диоген Лаэртский явно претендует на то, чтобы их высказывания стали, как говорят в наше время, мемами – зачастую его жизнеописания превращаются в сплошные подборки остроумных реплик. Платоновское определение zō̃on dípoun ápteron, судя по контексту байки, было если не устойчивой фразеологической единицей, то по крайней мере популярной цитатой уже во времена Диогена Лаэртского. А затем оно в качестве готовой фразеологической единицы попадает в современные европейские языки – путем калькирования.
Порой история античных заимствований во фразеологии бывает намного сложнее. Классический во всех смыслах пример – выражение перейти Рубикон. Популярная литература, как отечественная, так и западная, почему-то комментирует это выражение, отсылая к фразе iacta alea est – “жребий брошен”, – которую якобы произнес Гай Юлий Цезарь при переходе упомянутого Рубикона. Напомним вкратце, как обстояло дело. В 49 г. до н. э. Цезарь, возвращаясь из похода на Галлию и уже находясь в крайне натянутых отношениях с римским сенатом, совершил рискованный поступок. По закону наместники, командовавшие колониальными войсками, не имели права вступить на землю метрополии с солдатами – это расценивалось как вооруженный мятеж и каралось смертной казнью. Граница между Галлией и Римской республикой пролегала по реке Рубикон. После некоторых раздумий Цезарь все же перешел реку вместе со своим XIII Легионом, что положило начало гражданской войне в республике. Согласно историку Светонию, автору “Жизни двенадцати цезарей”, будущий диктатор произнес при этом: “Iacta alea est!”
Так при чем тут фразеологизм перейти Рубикон? Он гораздо популярнее, чем латинское iacta alea est, и носит международный характер: по-английски crossing the Rubicon, по-французски franchir le Rubicon, по-немецки den Rubikon überschreiten, по-итальянски passare il Rubicone. Фразеологизм проник даже в венгерский, турецкий и иврит! Естественно предположить, что он не с потолка взялся и что латинский источник у него все-таки есть.
Небольшое авторское расследование показало, что источник – малоизвестный в наше время римский историк Веллей Патеркул (ок. 19 г. до н. э. – ок. 31 г. н. э.). Путаница даже с его первым именем: его называют то Гаем, то Марком. Однако именно у него встречается формулировка Caesar cum exercitu Rubiconem transiit – “Цезарь с воинством перешел Рубикон” (“История Рима”, кн. II, гл. 49)
[174]. В XVII–XIX вв. этот памятник часто переиздавали и иногда даже включали в издания “Записок о галльской войне” самого Цезаря.
В XIX в. словосочетание Rubiconem transiit чрезвычайно полюбилось составителям учебников по латыни и предисловий к памятникам римской литературы. В ту пору предисловия модно было тоже писать на латыни, демонстрируя ученость. Остается только пожалеть современных студентов, которые, натыкаясь на подобные издания в горячке работы над курсовой, могут и не разобраться, что текст на латыни принадлежит вовсе не античному автору, а викторианскому джентльмену в галстуке… Но мы отвлеклись. В XIX в. словосочетание Rubiconem transiit получило широкую популяризацию благодаря латинской грамматике Карла Цумпта, где оно фигурировало как пример употребления перфекта – одного из прошедших времен (однако Цумпт дает не точную цитату из Веллея Патеркула, а предложение, по-видимому, сконструированное им самим)
[175]. Учебник выдержал множество переизданий и переводов с немецкого на другие языки, он бытовал на протяжении всего XIX в. во множестве версий.
