— Зачем он это сделал?
— Кажется, он просто хотел проявить любезность… И еще — заставить всех поверить в то, что я действительно состою с ним в дальнем родстве.
Дойдя до кровати, Жизель остановилась и заглянула графу в лицо.
Она была необыкновенно привлекательна, он понял это еще до со отъезда, когда Жизель зашла с ним попрощаться.
На ней было платье из бледно-розового газа, подол которого был присобран и виде фестонов, отделанных небольшими рюшами из кружева, украшавшего и корсаж, и края рукавов.
Вокруг шеи у нее было скромное колье с аквамаринами, цвет которых перекликался с ее необычными зеленовато-синими глазами.
— Рассказывай, что происходило и как тебе понравилась ассамблея, — нетерпеливо приказал граф.
— Помещения курортной ассамблеи показались мне очень красивыми, — ответила Жизель, — но все только и говорят о новом здании, а о старом отзываются довольно презрительно.
Слабо улыбнувшись, она добавила:
— Наверное, из-за скорого закрытия правила сегодня соблюдались не так строго, как обычно.
— Какие еще правила? — спросил граф.
— Полковник Беркли сказал мне, что в ассамблее были запрещены все азартные игры — и в карты, и в кости. А сегодня вечером некоторые леди и джентльмены играли в экарте.
Немного замявшись, Жизель проговорила:
— А я не знала… что мне делать.
— Что ты этим хочешь сказать? — осведомился граф.
— Полковник Беркли предложил, чтобы я тоже поиграла, и, конечно, я начала отказываться, но он и слышать ничего не пожелал. Он сказал мне: «Я буду вашим банкиром. Всем известно, что когда прелестная дама играет в первый раз, то непременно выигрывает!» Жизель развела руками.
— Я не сумела ему отказать, он был так настойчив. И потом я решила, что если буду слишком упорно отказываться, то мистер Линд подумает, что я не настолько… богата, как… ему сказали.
— Я могу понять твое затруднение, — согласился граф.
— Я выиграла, — продолжила рассказ Жизель. — Или, по крайней мере, так мне сказал полковник. Но на самом деле я так толком и не поняла смысл игры.
— И сколько же ты выиграла?
— Десять гиней.
Жизель обеспокоенно посмотрела на графа.
— Что мне теперь делать? Он не позволил мне отказаться взять деньги. Мне показалось бессмысленным устраивать из-за этого сцену: ведь мистер Линд считает меня такой богатой!
— И что же ты сделала? — с любопытством спросил граф, которому вся эта ситуация казалась весьма забавной.
— Я принесла эти деньги с собой, — ответила Жизель.
Она положила свой маленький атласный ридикюль на одеяло перед графом.
— Я не вижу тут никаких проблем, — сказал он. — Деньги эти принадлежат тебе, хотя я и подозреваю, что полковник проявил щедрость потому, что имеет некоторое представление о твоем затруднительном положении.
— Я не хочу… ничем быть обязанной… полковнику. Мне не нужны его… благодеяния!
В словах Жизели послышались какие-то странные нотки, которые заставили графа пристально посмотреть на нее. Однако он сдержал вопрос, который уже вертелся у него на языке, и вместо этого спокойно ответил:
— Эти деньги, несомненно, твои, Жизель. И я не сомневаюсь, что они могут очень тебе пригодиться.
— Я хочу отдать их… вам, милорд, — сказала она. — Вы потратили столько денег… на мои наряды. И вы были так ко мне добры.
Секунду граф ошеломленно смотрел на нее, а потом медленно проговорил:
— Ты действительно пытаешься вернуть мне мои деньги столь оскорбительным для меня образом?
— Н-нет… нет, пожалуйста, не сердитесь, я не хотела обидеть вас! — умоляюще воскликнула Жизель. — Но ведь это такая большая сумма, а я никогда не смогу расплатиться с вами за все, чем я вам обязана.
— Ты ровным счетом ничем мне не обязана, — твердо ответил граф. — Ты оказываешь мне немалую услугу — пусть даже при этом ты и сама извлекаешь из этого пользу. Сегодня Генри сказал мне, что мисс Клатгербак глубоко разочарована тем, как ведет себя Джулиус. Ему представляется, что она оскорблена и вскоре собирается уехать из Челтнема. Когда это произойдет, наш маскарад будет окончен.
С этими словами он взял крошечную атласную сумочку, встряхнул ее, прислушался к тому, как звенят в ней тяжелые монеты, и вручил обратно Жизели.
— Рассматривай это как бенефис в награду за твое великолепное исполнение роли. Улыбнувшись, он добавил:
— Все актеры и актрисы рассчитывают на получение бенефиса. По правде говоря, большинство существует главным образом за их счет. Так почему же ты должна стать исключением?
— Вы действительно считаете, милорд, что… не будет нехорошо, если я… приму эти деньги?
— Если ты от них откажешься, я очень на тебя рассержусь, — ответил граф. — Ты и сама прекрасно понимаешь, насколько они будут кстати, когда твой брат вернется домой после операции. Сколько мистер Ньюэл собирается держать его у себя в больнице?
— Он сказал, что, раз операция была настолько серьезная, ему придется оставаться в больнице до конца недели.
— Но все прошло успешно?
— Так мы все… надеемся, — прерывающимся голосом проговорила Жизель. — Если бы вы только знали, как мы с мамой вам благодарны за то, что вы сделали ее возможной!
— Это ты сделала операцию возможной, — решительно возразил граф. — Но, как ты понимаешь, во время выздоровления Руперт будет нуждаться в самом хорошем уходе. И хотя ты не позволяешь, чтобы я вам помогал, но тебе самой удалось сегодня об этом позаботиться. Как Всегда, ты проявила незаурядные способности.
Жизель приняла от него свой ридикюль. Так и не дождавшись ее ответа, граф негромко сказал:
— По-моему, ты поступаешь очень не по-христиански, не давая мне возможности получить Господне благословение, помогая твоим родным. Разве ты не помнишь, что в Библии говорится насчет блаженства тех, кто творит благодеяния?
— Вы уже дали мне… все, что нужно, милорд.
— Но не столько, сколько мне хотелось бы дать, — не согласился граф. — Жизель, ты по-прежнему относишься ко мне так, словно я — просто твой наниматель.
— Нет-нет, нисколько! — запротестовала она. — Просто…
Она не договорила. Подождав несколько секунд напрасно, граф мрачно договорил за нее:
— Просто у тебя есть тайны, которыми ты не намерена со мной делиться. Иными словами, ты мне не доверяешь, Жизель. И я нахожу это крайне обидным.
— Я… я хотела бы вам довериться… честное слово, хотела бы… Но… не могу, — проговорила Жизель.
Ее голос срывался, словно она готова была разрыдаться. Помолчав немного, граф мягко сказал:
