— Император желает узнать, почему ты не исполняешь его волю, - говорю громко и выразительно, привлекая внимание всех собравшихся. Сейчас будет показательная порка, и хорошо бы, чтобы северяне не пропустили ни мгновения. – Почему ты не привез старшую дочь?
— У нее проказа! – визжит боров. – Вчера слегла, вся пятнами покрылась!
Не верю ни единому слову.
— Ты знаешь, что твоя дочь выбрана в жертвы Трехголовому? – напоминает Эр. – И что ты несешь ответственность за ее жизнь до тех пор, пока она не возляжет на алтарь? И что если с ее головы упадет хоть один волос, то кто-то из вас двоих – ты или твоя дочь – займет ее место?
— Она очень плоха, но лекарь сделает все, чтобы Избранная жертва выполнила свое предназначение!
Император находит мой взгляд - и я отрицательно машу головой. Не бывает таких совпадений. Не в этом семействе и не с девчонкой, которая, совершенно очевидно, этой парочке словно кость в горле.
— Тьёрд, проверь, все ли в порядке с Избранной, - приказывает Эр, и я благодарю его быстрой улыбкой. – Если ее болезнь… отступила, то потрудись лично сопроводить на Зимний костер. Целой и невредимой.
Я отвешиваю поклон и быстрым шагом сбегаю с этого скучного представления.
Что ж, самое время проверить, как дела у рыси.
Хоть прямо сейчас я абсолютно уверен, что не увижу ничего хорошо.
Глава девятая
— Девочка моя, да что же это такое… - сквозь пелену боли слышу голос няньки, которая пытается напоить меня молоком из миски, словно котенка.
Я пытаюсь улыбнуться, но любое усилие стоит адской боли во всем теле, словно меня подвесили на тонкой острой патине между ледяными иглами, и каждая уже наполовину вошла в мое тело и теперь медленно уничтожает плоть.
Проклятый Геарат.
От досады и собственной беспомощности хочется кричать, но я даже на это не способна, потому что после его «урока послушания» на моем теле практически нет живого места. Я покрыта синяками от шеи до пяток. Но их не видно, потому что он бил не кулаками и даже не палкой.
Все доказательство «науки» - разбитая нижняя губа и сильный кровоподтек на ней.
Когда я уже не могла стоять на ногах, но еще была способна обозвать Геарата жирной скотиной, он не сдержался и двинул меня ногой. После этого я уже ничего и не помнила.
— Все… хорошо, - пытаюсь успокоить хлопочущую надо мной Старую Ши и кое-как делаю один глоток, потом отворачиваю голову от миски.
Если проглочу еще хоть каплю – меня просто вывернет наружу.
Кажется, даже мой желудок кровоточит.
— Послушай, - я прошу кухарку наклониться ближе, к самым моим губам. – Я кое-что сохранила от матери. Брошь и кольцо. Это немного, но тебе хватит, чтобы уйти от этого садиста к хорошим людям. Тем более, у Красного пика скоро будет новый, еще более бессердечный хозяин. Продай драгоценности, садись на корабль и отправляйся туда, где тепло девять месяцев в году. Боги, кажется, покинули наши земли.
Пока Старая Ши осеняет себя знаками и на чем свет стоит ругает меня за глупости, я непроизвольно прислушиваюсь к постороннему шуму. Через минуту и кухарка перестает причитать и слушает вместе со мной. Шум постепенно становится громче, в нем отчетливо звучит металл и рык, от которого кровь во мне превращается в лед, а кожа покрывается инеем.
Я уже слышала эти звуки.
Их слышали почти все северяне, кто хоть раз скрещивал клинки с Халларнским Отшельником. Потому что только он летает на твори из железа и магмы, которая одним своим дыханием сжигает заживо целые армии.
Что ему здесь нужно?
Приехал избавиться от неугодного приданного Намары?
— Мне нужно переодеться, - говорю Старой Ши, хоть все, что лучше моих старых штопаных домашних платьев – еще одно старое штопаное домашнее платье.
Но это все равно бессмысленно, потому что за время, которое мне нужно, чтобы доковылять до шкафа, опираясь на плечо моей единственной помощницы, на лестнице уже раздаются торопливые шаги. Гром ударов в дверь - и пожилой слуга громко тараторит:
— Прибыл генерал Тьёрд, и он…
Договорить старик не успевает – дверь распахивается, ударяет о стену с грохотом и противным скрипом ржавых петель.
— Желаю увидеть проказу, - говорит халларнец как всегда сухо и жестко. – Ту, что помешала тебе прибыть на зов императора.
Я пытаюсь держать голову ровно, пытаюсь распрямить плечи, чтобы не выглядеть еще более жалко, чем есть, но силы почти оставляют меня, и только поддержка кухарки не дает кулем свалиться на пол.
Тьёрд в два чеканных шага оказывается рядом, сжимает мой подбородок своей увечной рукой и задирает голову. Я жмурюсь от боли, прикусываю губу, но все равно плачу. От унижения, от того, что мое тело превратили в хорошо рубленный кусок мяса, но у меня нет ни единого доказательства этому зверству.
Халларнец медленно проводит металлическим пальцем по опухшей ране на губе, молчит какое-то время, а когда начинает говорить, его голос вызывает во мне первобытный ужас. Если бы Геарат был сейчас рядом, я бы предпочла умереть от еще парочки ударов, чем слушать сухие с треском слова:
— Эта жирная тварь ударила тебя?
Мне так стыдно, что даже рот не могу открыть.
— Он ее всю избил, господин! – Старая Ши отпускает меня, валится на колени и начинает спешно пересказывать, как Геарат использовал эфир, чтобы я не могла ходить, и чтобы никто не видел, что он со мной сделал.
«Зачем ты все это говоришь существу без сердца и чувства жалости?» - мысленно спрашиваю я, уже понимая, что без поддержки начинаю заваливаться набок.
Но падаю не на холодные каменные плиты, а на руки убийцы и императорского палача.
— Я забираю ее, - говорит очень тихо, еще раз пинком открывая дверь, и теперь она просто рвется с петель, отлетая куда-то вниз на лестницу.
— Куда? – всплескивает руками Старая Ши.
— Отдаст Скорбным девам, - с горечью пытаюсь посмеяться в лицо звериному оскалу смерти. – Чтобы Избранная жертва не окочурилась раньше времени.
— Ты можешь держать рот закрытым, женщина, или тебе непременно нужно говорить глупости? – спрашивает Тьёрд, каким-то образом умудряясь на ходу завернуть меня в свой теплых меховой плащ. – Или, может быть, предпочитаешь общество Старшей жрицы вместо моей компании?
Его лицо так близко, что я снова вижу под кожей скулы тонкие красные всполохи в сосудах, и глаза, обычно темные до проклятой черноты, наполняются красным огнем.
Он не такой, как северные мужчины.
Он большой, сильный и беспощадный. Может свернуть мне шею, словно канарейке, двумя пальцами. Или превратить в прах, словно ворона. Но вместо этого взбирается на спину своей стальной огнедышащей твари и усаживает меня на колени… почти с осторожностью.
