— Может быть, быстрая смерть не так уж страшна, если представить, что теперь ты обречена быть моей вещью? – Он кроит губами злую усмешку. – Пока я не потеряю к тебе интерес. А это может случиться в любой момент. Даже прямо сейчас.
Он подначивает и откровенно упивается своей властью и моей беспомощностью. Знает, что я вынуждена быть послушной и покладистой, иначе он запросто свернет мне шею, и император не пожурит его за это. В крайнем случае скажет, что генералу впредь следует быть внимательнее к его советам насчет будущей жены.
Пока я подбираю слова, чтобы продолжить разговор, за стеной начинают раздаваться… странные звуки. Сначала мне кажется, что это просто ветер воет в соседней дырявой башне, но скоро звуки становятся громче - и вот они уже превращаются в женские стоны и всхлипывания. Сначала тихие и стыдливые, прерывистые, как будто от недостатка воздуха. А потом – громкие, натянутые до предела, с редким мужским рычанием.
Боги всевидящие!
Я прячу лицо в ладонях, мотаю головой, но ничего не помогает. Это слишком громко. И нет никаких сомнений, что именно происходит в соседней комнате, куда я лично проводила Заклинателя и его молодую жену.
— Они просто трахаются, - как ни в чем ни бывало говорит Тьёрд. – Между двумя взрослыми людьми так случается, Дэми, особенно если жена хочет ублажить мужа и показать, что ценит его защиту и заботу.
Приходится постараться, чтобы отнять ладони от лица.
Генерал сидит в той же позе, только теперь его голова расслабленно откинута на плечо.
Не очень похоже, что эти звуки за стеной смущают его или наталкивают на мысли объяснить гостям, что они ведут себя… недостойно.
— Нет никакой необходимости делать это так громко, - заплетающимся от смущения языком говорю я. – Нет никакой необходимости попирать законы гостеприимства.
Теперь-то я понимаю, за что извинялась Хёдд, но от этого не становится лучше, тем более, теперь к стонам добавляются странные влажные хлопки.
Как будто…. Как будто…
— Ты, кажется, хотела показать, что будешь мне хорошей женой? – Голос Тьёрда становится ниже, глуше, переходит в рокот где-то у него в груди.
Если бы я не видела, что в нем сидит что-то страшное, я бы даже подумала, что этот голос звучит… приятно, как будто поглаживание вдоль позвоночника крепкой и шершавой мужской ладонью.
— Я хотела быть хорошей женой тебе.
— И сделать так, чтобы я был доволен тобой, расслаблен - и вино вместе с похотью развязали мне язык? Хочешь послушать военные байки, Дэми? Или узнать, что делают халларнские наложницы, когда солдаты возвращаются из военного похода, нагруженные золотом и с тяжелыми яйцами?
Звуки за стеной перетекают в резкие вскрики, от которых мои ноги смыкаются до болезненного трения между коленями. Тьёрд следит за каждым моим движением, плотоядно облизывает хмельную улыбку. Не понимаю, почему до сих пор не сбежала. На что надеюсь? Что он попросить смазать лечебными маслами каждый его шрам?
«Он будет болтливым, когда станет довольным», - шепчет внутренний голос.
Разве не за тем я пришла сюда? Мне нужно узнать, когда и куда уйдет его гарнизон, сколько людей останется в замке и как быстро придет подмога после того, как мой дядя займет Красный шип.
Он не дает мне ответить.
Падает на лопатки, ловкими пальцами расслабляет шнуровку и, приподняв бедра, стаскивает штаны по бедрам. Тьёрд так возбужден, что его член выглядит каменным и очень твердым от крови. А вершина поблескивает от влаги, которую он лениво, как будто даже получая удовольствие, растирает большим пальцем.
Я сглатываю.
Мне страшно.
Но я абсолютно порабощена этим зрелищем.
— Ну? – Генерал обхватывает себя кулаком, проводит вверх и вниз и раскидывает руки, показывая беспомощность. – Покажи мне, что твой рот предназначен не только для того, чтобы вымаливать у богов скорую и страшную смерть на мою голову.
Если бы можно было сгореть от стыда, я сделала бы это так быстро, что даже не успела бы как следует распробовать последнюю мысль в голове. И это было бы лучше, чем понять, что этот монстр от меня хочет.
Мне снова хочется остудить пылающие щеки ладонями, но я держусь из последних сил, все еще отчаянно цепляясь за какие-то отговорки. Я не обязана этого делать. Он – не мой муж. Я вольна уйти на все четыре стороны, потому что…
— Дверь открыта, - снова каким-то дьявольским образом угадывает мои мысли Тьёрд. – Ты можешь опять сбежать. Можешь даже сказать, что отказываешься становиться моей женой.
Он лениво продолжает свои грязные постыдные ласки, растягивая слова так нехотя, как будто ему совсем не хочется открывать рот и тратить силы на бесполезную меня.
Я встаю, отряхиваю складки платья, стыдясь своих дрожащих пальцев.
Он всегда знает, как расшатать мое равновесие, как в одно движение разрушить все, что я каждый день с самого утра заново собираю по крупицам.
— И тогда ты пойдешь к Намаре? – не поворачивая головы, спрашиваю я.
Он ненавистен мне, противен и не вызывает ничего, кроме жгучего желания увидеть его мертвым, но от мысли, что генерал пойдет к моей сестре, становится тошно. И что-то рвет изнутри мой стыд и негодование, раскалывает упрямое желание снова не подчиниться.
— Может быть, - уклончиво отвечает Тьёрд. – Не знаю. Я еще надеюсь на твое благоразумие. И хочу верить, что беру в жены женщину, способную понять одну простую вещь: мое терпение не безгранично, а мои приказы исполняют целые армии. Беспрекословно.
Я поворачиваюсь к нему, стараясь не опускать взгляд на его похотливые действия, подхожу ближе и опускаюсь рядом на колени.
Он не мог найти более ясного намека, чтобы сказать: «Либо ты начинаешь возвращать мне мою милость, либо я избавлюсь от тебя быстрее, чем ты успеешь пожалеть о своей гордыне».
Сегодня никаких игр.
Сегодня Халларнский Потрошитель хочет, чтобы я подчинилась.
А мне нужно его разговорить.
Одно унижение стоит выигранной войны.
— Я никогда… - Говорить трудно, от стыда глаза наполняются слезами. – Не делала ничего подобного, господин.
— Тьёрд, - твердо поправляет он. – Пользуйся своим правом называть меня по имени, иначе я буду думать, что ты боишься поранить язык.
— Хорошо… Тьёрд.
Вся я словно трещу по швам, дрожу и цепенею одновременно, когда стальная рука тянется ко мне, чтобы сдернуть платье сперва я одного плеча, потом с другого. Я закрываю глаза, как будто это может помочь избавиться от стыда, но на этом монстр не останавливается: мгновение медлит, очерчивая край кожи над вырезом простой полотняной нижней сорочки, и тоже тянет ее вниз.
Я сижу перед ним на коленях, оголенная до пояса, в облаке теперь уже испорченной одежды, и есть лишь одна вещь, которая не дает мне угаснуть окончательно: по крайней мере, он не видит уродливый шрам у меня на животе.
