Но что нам от такой «помощи» – мы уже и так захвачены.
Я сама разношу рабочим еду, хоть пару раз Тьёрд отпускал комментарии по поводу того, что рабы должны знать свое место и миску, из которой питаются, и она точно не должна наполняться хозяйской рукой. Я кивком дала понять, что услышала, но на следующий день пошла снова. И так пока ему не надоело совать нос в мои домашние заботы.
Этот «обход» - хороший повод узнать настроение моих северян.
И, хоть это очень самонадеянно с моей стороны, попытаться, несколько возможно, подбодрить людей. Никто не говорит об этом вслух, но тягостное предчувствие витает в воздухе: завтра или послезавтра, когда в рабочий руках уже не будет нужды… Не решит ли Тьёрд избавиться от лишних ртов? Ведь теперь-то уже понятно, что он «расщедрился на подарок» не для того, чтобы сделать мне приятно. Он просто приволок мне «недобитых лошадей», чтобы выходила их и откормила, прежде чем их захомутают в рабство.
— Как твоя рана, Харен? – спрашиваю рыжего бородача с огромной лопатой, которой он орудует так легко, будто ковыряет в зубах. – Уже получше?
— Благодарю, госпожа, - он демонстрирует все еще перебинтованную, но уже вполне работающую левую руку.
В Красный шип его привезли еле живого, с огромной рваной раной на предплечье. Пальцем не мог пошевелить. Тьёрду очень не понравилось, что и его я забрала тоже. Как, впрочем, и всех остальных. Каждую жизнь.
Умерло только двое.
И я до сих пор думаю, что это была моя вина.
— А как здоровье маленькой Кри? — спрашиваю парня, у которого едва-едва начала пробиваться щетина на квадратном тяжелом подбородке.
— Твоими молитвами, госпожа. Горячка не возвращается уже вторую ночь.
Кри – его младшая сестра, которую он всю дорогу до замка нес на руках.
Каждый из них – небольшая история. Как правило, трагическая.
Миную несколько стальных штук, которые халларны называют вагонетками, когда позади раздается сдавленный короткий крик.
Оборачиваюсь.
Один из работников, кажется, неудачно спрыгнул и подвернул ногу. Ничего страшного, но его придется заменить.
Иду к нему, чтобы помочь подняться, но меня опережает Харен. Протягивает руку помощи, но северянин неожиданно пригибается, как будто что-то очень сильно давит ему на грудь.
А потом с разбега налетает на Харена, валит его на спину и двумя кулаками давит на грудь. Все происходит настолько стремительно и неожиданно, что я не сразу соображаю поднять крик и разнять качающихся в грязном снегу северян. На моей памяти — это впервые, когда они – люди одной крови – пытаются воевать не против захватчиков, а друг с другом.
Тот, что нападает – уже преклонных лет северянин, потерявший семью много лет назад, в одну из холодных зим, когда его жена с дочерью без следа сгинули в снежной метели. Кажется, его зовут Борон? Он никогда не казался способным одним ударом отбросить здоровенного мужика вдвое сильнее и моложе его самого.
Старик переворачивается на четвереньки, по собачьи рычит и пускает желтую, словно больную слюну. Он не выглядит… разумным.
— Госпожа, держись от него подальше! – хрипит Харен, с трудом и прихрамывая, но все таи поднимаясь на ноги. – Не подходите к нему! С ним… беда.
— Борон, все хорошо, - стараюсь говорить, как можно спокойнее и уверенно, но от одного его вида бросает в дрожь.
Он словно в минуту обезумел. И из его затуманенных глаз Безумие смотрит прямо на меня – оценивающе, голодно, как будто прикидывает, стану ли я хорошей заменой только что сбежавшей жертвы. Я-то меньше ростом, и слабее, и если бы он вот так же ударил меня в грудь, я продырявила бы спину собственными сломанными ребрами.
Кто-то из работников подбирается к Борону со спины, выбирает момент, а затем прыгает, придавливая старика весом своего тела, прижимая к земле, как озлобленную собаку. Напрасно. Старик изворачивается и вонзает зубы в руку северянина. Тот в ответ со всего размаху бьет его свободной рукой в лицо. Раз, другой.
На губах Борона вскипает кровавая пена.
Но старику хоть бы что – он в два счета сбрасывает противника на землю и с обезумевшим оскалов выплевывает что-то в снег.
Это… откушенная плоть?
К нам уже бегут вооруженные халларны. Бросаюсь к ним и преграждаю дорогу.
— Нет! - выставляю перед собой руку. – Это наше дело. Мы разберемся.
— Работа не должна встать, - хрипло говорит один из них, со змеистой черной плеткой в руке.
Я видела, как он однажды пустил ее в дело – в один щелчок снял с виноватого лоскут кожи вместе с одеждой.
— Работа не встанет, - обещаю я.
Не имея ни малейшего понятия, что вообще происходит, и какие демоны вселились в тихого смирного старика, превратив его в кровожадную, потерявшую разум тварь.
Вижу, как им хочется отбросить меня с дороги, но не собираюсь отступать. Для них я – животное, которое забылось и оскалило зубы на хозяина. Проблема в том, что мой хозяин и их хозяин – один и тот же человек. И этот человек по непонятной мне причине решился спасти одну никчемную северную девку, чтобы предъявить на нее и ее замок свои права. Странно, он мог взять все это по праву сильного. Он и взял, но не скрутил в бараний рог, а даже позволил быть хозяйкой на наш, северный манер.
Зачем эта игра?
Я не знаю. И, наверное, не знают даже его люди. И все же они тоже играют, нехотя и с большим скрипом принимая правила.
— Да, госпожа, - цедит халларн.
Киваю и оборачиваюсь. Звуки драки за спиной почти пугают. На несчастного Борона навалилось уже четверо, а старик продолжает биться и метаться под их телами. Под залитым кровью лицом – звериный оскал безумца.
Хлесткие удары заставляют морщиться, хоть в наших студеных землях драка до крови и выбитых зубов – не последнее дело. Я к такому привычна. Но сейчас все равно пугаюсь. Как в тот день, когда по приказу отчима поколотили конюха, который провинился лишь в том, что недостаточно начисто вытер его жеребца.
Старика забили насмерть.
Палками.
Борона бьют снова и снова, но он до сих пор сопротивляется, и даже приподнимается, пытаясь скинуть с себя противника, который вдвое младше и крепче него.
— Веревку! – кричу я.
Моток тут же оказывается у меня в руке.
Нужно разнять дерущихся, пока они не загрызли друг друга, словно звери.
Ко мне на помощь приходят еще двое, и только так нам удается связать завывающего старика.
Но и связанный по рукам и ногам он продолжает сопротивляться. И на мгновение мне даже кажется, что не выдержат даже толстые прочные веревки, на которых рабочие таскают карьерный камень и глыбы из недр гор.
Его сила невероятна. Она… необъяснима.
