Но генерал в последние недели дома почти не был.
А когда приехал… После того разговора единственный раз, когда мы сталкивались лицом к лицу, был вчера утром, неподалеку от места раскопок, куда я принесла работникам бурдюк с подогретым бодрящим напитком из морозных ягод и с добавлением смеси трав, которая, как секретный рецепт, из поколения в поколение передается в нашей семье.
Тьёрд кивнул мне и снова вернулся к какому-то очевидно очень важному разговору со своим инженером.
Так что, когда приближаюсь к алтарю, испытываю странное чувство тянущей боли и радости одновременно.
Они стоят там все втроем: Император с белоснежными волосами, Заклинатель костей со своей неизменной мягкой улыбкой истинного садиста, и мой будущий муж: в полных черных доспехах, начищенных до состояния матового стекла, но все еще кое-где заметно поцарапанных. На руках у него тоже перчатки – стальные, с острыми когтями на кончиках пальцев.
Только его голова – единственное, что не защищено вороненой сталью, про которую говорят, что ее не пробить ничем и даже не помять, хоть это не так.
Келлис’с, замечая меня, бьет друга по плечу.
Тьёрд поворачивается.
Не знаю, что бы я хотела увидеть в этих темно-красных глазах.
Восторг? Восхищение? Уважение? Каплю признания того, что взять меня в жены вместо более молодой и красивой Намары – не такая уж и глупость?
Генерал лишь приподнимает бровь, ведет по мне взглядом снизу-вверх.
Ждет, пока подойду ближе.
Но первым подает голос вовсе не он, а Император, одного присутствия которого достаточно, чтобы у меня пересохло в горле. Он не делает ничего, чтобы испугать или подчеркнуть свой статус, но от него, как и от каждого в этой троице, исходит аура страха. Самая сильная из трех, как мне кажется.
— Пожалуй, Тьёрд, - говорит Император, пропуская меня вперед, чтобы стала около мужа, - я готов признать, что она весьма… хороша собой.
— Это все волшебство красивых тряпок и украшений, - лениво улыбается Заклинатель костей. – Любая дурнушка преображается, если ее отмыть, почистить и одеть во что-то дороже крестьянского платья.
— Когда церемонии закончатся, Кел, - Тьёрд протягивает мне руку открытой ладонью вверх, - напомни, чтобы я выбил тебе зубы за неуважительный тон в сторону моей обожаемой жены.
Я пересиливаю себя, вкладывая пальцы в стальную руку.
И стараюсь делать вид, что не замечаю улыбок на их лицах.
Глава сороковая
Первым слова благословения нашего союза произносит служитель северных богов.
Под старым деревом, перевязанным тремя разноцветными лентами.
Долго говорит о долге и о любви, о том, что северная женщина – оплот своего мужа.
О том, что когда в дом приходит беда, она не выбирает, кто будет выпроваживать ее вон.
Что жена при муже – его глаза и сердце.
Высоким голосом на древнем наречии вытягивает молитву, сжигая в каменной жаровне подготовленные метелки трав.
Пеплом чертит вокруг нас кольцо.
— Будешь ли ты, мужчина, любить и хранить верность своей жене? – спрашивает Тьёрда.
Генерал чуть склоняет голову набок, усмехается.
Для него все это – просто ничего не стоящая уступка, этакая подачка всем северянам, которым придется смириться с тем, что отныне он, нареченный богами, их хозяин и господин. Со всеми законными правами и притязаниями.
Но, конечно, все эти слова и клятвы, даже перед очами северных богов, для него совсем ничего не значат.
Но Тьёрд все-таки говорит:
— Да, буду.
Император и Заклинатель костей за его спинами одновременно переглядываются.
Для них это тоже просто слова.
Служитель поворачивается ко мне, повторяет вопрос.
И когда я непроизвольно тяну пальцы из ладони халларнского Потрошителя, он только еще сильнее их сжимает.
— Да, буду, - отвечаю сквозь зубы.
Темно-красный взгляд становится ярким, словно налитый самым кровавым рассветом, какой только может быть в этих краях.
— Видишь, кошка, ничего сложного. Ты моя, я твой, и вся эта белиберда, - он машет рукой, как будто говорит о курином помете.
— Ты ничего не понимаешь, - устало говорю я.
Желание огрызаться, сопротивляться и вести наши привычные пикировки напрочь пропадает. Остается только усталость и желание поскорее закончить все это.
Вторую часть церемонии, по халларнским традициям, проводит лично Император.
Наверное, мне полагается радоваться такому вниманию, но для меня это лишь один из многих мучителей, превративших мою землю в кровавое полотнище своих амбиций. Мы слишком разные с халларнами, чтобы испытывать к обрядам и верованиям друг друга какое-либо уважение.
Ничего красивого не происходит. Церемония отдает скорее подобием военного парада – так же пафосно и официально, разве что никто не марширует.
Ни капли чего-то духовного, обращенного к сердцу и душе.
Ни слова о верности и долге.
Зато с фанфарами, дружным гулом собравшихся халларнов и россыпью алых лепестков нам под ноги. Я даже не знаю, что это за цветы. Наверняка привезены специально откуда-то издалека, так как в моих краях до сих пор лежит снег.
Только когда наши с генералом ладони надрезают тонким стилетом, складывают в крепкое рукопожатие и фиксируют парой стальных браслетов, Император, обращаясь ко мне, говорит:
— Отныне этот мужчина – твой муж. Он обязан кормить тебя, защищать, оберегать ваш дом и не давать покоя в супружеской постели. Запомни это и передай следующей.
Я икаю.
Непроизвольно, потому что…
Следующей?
— Какое славно неподдельное изумление, - снова лыбится Келис’с. – Тьёрд, ты забыл предупредить, что по халларнскому обычаю у мужчины может быть сколько угодно жен и наложниц?
— А должен был? – не без удовольствия разглядывая мою реакцию, спрашивает генерал.
Так вот зачем ему была нужна вся эта «благородная игра».
Собирается взять в жены еще и Намару?
Или, может, Басу?
Или любую другую женщину, которую захочет?
— А представь, что было бы, будь у тебя обе руки стальными? – продолжает издеваться Заклинатель костей, и Тьёрд прожигает его хмурым взглядом. – Взял бы бедняжку как постельную девку. А она бы думала, что жена – единственная и неповторимая.
— Заткнись, Кел, - уже очень жестко пресекает генерал.
Я все-таки выдергиваю ладонь из его пальцев.
