— Слушай, Антон, я не буду ходить вокруг да около. Мне нужен твой водитель.
— Борис? — Ермолай удивлённо поднимает брови. Выглядит искренним. В армии учишься различать, особенно, когда приходится вести допрос.
— Тот, что с покусанным ебалом. Он тебе рассказал, какая собака ему рожу попортила?
— Говорил, что бродячая в парке. Щёку отгрызла на хрен, пришлось потом от бешенства вакцинироваться.
Это точно он.
— Это сделал мой пёс.
— Серьёзно? — Ермолай потягивает «Ржавый гвоздь», с интересом слушая. — За что же?
— За то, что пытался засадить член в рот моей сестре. Без её согласия. И пёс тогда не был моим.
Антон перестаёт ухмыляться и закусывает губы. Думает. Если он уступит, я пересмотрю нашу неприязнь. Частично хотя бы.
— Знаешь, Лекс, я не знаю, что тебе сказать. Понимаю твоё негодование, — Ермолай серьёзен. — Но Борис — верный человек. Сам понимаешь, такими не разбрасываются. Он у нас меньше года, но сделал немало. Однажды, можно сказать, почти спас мне жизнь, поймав перо за меня.
Не отдаст. Твою ж мать, только зря карты раскрыл.
— Твоя Мать Драконов, конечно, стоит того, чтобы пасть за неё порвать кому угодно. Но я не отдам тебе Бориса. Извини.
Обламываться неприятно. Ермолай теперь думает, что знает моё слабое место. И, чёрт возьми, так оно и есть. Но я найду способ выпустить кишки ублюдку. Найду.
27
Провожу ладоням от груди вдоль талии и немного по бёдрам и улыбаюсь своему отражению. Улыбка выходит немного смущённой, но мне определённо нравится то, что я вижу в зеркале. Короткое чёрное платье обтягивает по бокам и спину, а спереди свисает свободной драпировкой, струящаяся ткань от плеч перекрещивается под грудью, смело открывая декольте. Я нравлюсь себе. Нравятся светлые волосы, слегка завитые, а оттого едва касающиеся лопаток, нравится красная помада и широкая жемчужная заколка, поднимающая прядь над левым ухом.
— О! — восклицает подруга, зайдя ко мне в комнату. — Яна, ты самый жестокий человек, которого я знаю.
— Почему это? — оборачиваюсь к Копыловой.
— Потому что бросать парня и при этом выглядеть так потрясающе — верх жестокости.
Под желудком селится холодок. Да, я приняла такое решение. И, как бы мне не было страшно, твёрдо собираюсь его исполнить. Саша замечательный. Он добрый и заботливый, внимательный и понимающий. Но я его не люблю. Не хочу мучить ни себя, ни его. Не хочу вздрагивать от прикосновений и видеть обиду в глазах на своё очередное «нет». Я скажу ему сегодня после вечеринки. Так будет правильно.
— Ты хорошо всё обдумала? — Лиза подходит ближе и берёт меня за руки. — Таких как Терентьев так просто не найдёшь. Да и ради кого…
— Ради себя, Лиз. И ради самого Терентьева. Я просто хочу побыть одна.
Лиза ласково обнимает меня, а потом, улыбаясь смотрит в глаза.
— Не такой уж и придурок твой брат, Фомина. Платье, самостоятельность, красная помада… Знал, что делал, когда вытрясал из тебя дурь. Да и ягодки твои от трень заметно подтянулись.
Лиза такая Лиза. Слово такт для неё незнакомо. Тяжело вздыхаю, вспомнив тот жуткий вечер. Он принёс мне слёзы, позор, боль воспоминаний и… облегчение. Да, шоковая терапия Шевцова начала работать. Не сразу, не быстро, но всё же. Спать я стала немного крепче, хотя жуткий сон с приказами стал регулярным. Только вот страха он у меня теперь не вызывает. Скорее, стыдно признаться самой себе, будоражит совсем другие ощущения. Не менее пугающие, но иные. Заставляющие краснеть и сжимать бёдра при пробуждении. Но я даже под дулом пистолета никогда и никому в этом не признаюсь.
Прошёл уже месяц моих тренировок с Андреем — профессиональным и очень требовательным тренером. Первое время у меня ныло всё тело и требовало лежать в тёплой ванной или под одеялом, но уже на второй неделе я почувствовала, что мышцы стали крепнуть и наливаться силой. Я буквально ощутила, что твёрже стою на ногах. Шевцова же видела за всё это время только один раз на прошлой неделе, когда он решил вдруг сам проверить мой прогресс. Тогда же я встретила Антона — сына бизнес-партнёра Виктора, который оставил не самые приятные о себе воспоминания.
Последний штрих — капля духов в декольте и на запястья. Головокружительный аромат — мама с Виктором привезли флакон из Италии ещё на вручение диплома, но я так и не воспользовалась ими. Слишком уж… мм… даже не знаю. Просто они слишком.
— Я готова! — слышу голос Копыловой из коридора и, прихватив сумочку, тороплюсь туда же.
Саша приедет позже, ему нужно сдать смену, поэтому мы с Лизой вызвали такси, которое уже ожидает около подъезда. Сегодня вечеринка намечается по случаю приезда и заодно дня рождения нашей бывшей с Копыловой соседки по комнате в общежитии — Жанны Смирновой. Она проучилась в медакадемии три года, а потом состоятельные родители перевели её в какой-то престижный медуниверситет в Европе. Но весёлая и шумная Жанка продолжала закатывать вечеринки по приезду, собирая толпу друзей.
Ехать до дачи Смирновых не так уж и далеко. Дорога занимает не более получаса, и вот мы уже останавливаемся возле высокого кирпичного забора песочного цвета и расплачиваемся с водителем. Я глубоко вдыхаю холодный осенний воздух, плотнее запахивая пальто. Осень в этом году тёплая, но и она уже дышит зимой.
Чувствую себя почти свободной, грудь не сдавливают привычные ремни. Осталось только поговорить с Сашей. Разговор предстоит неприятный, но я уже всё решила. Нужно найти момент.
Из дома сюда доносится весёлая музыка, и Лизка начинает подпевать на почти идеальном английском, надавливая на кнопку замка на калитке. Через пару минут автоматический замок отпирается, и мы входим во двор. Возле ступеней курят несколько знакомых нам девушек и парней, учившихся на потоке. Они машут и приветственно окликают нас, но подойти мы не успеваем, потому что навстречу из дома вылетает ураган по имени Жанна.
— Привет! — пищит она, лучезарно улыбаясь, и весело хохочет. — Мои любимые докторишки!
Жанна смачно расцеловывает нас в щёки и крепко обнимает по очереди.
— Пойдёмте скорее внутрь. Остальной народ уже прибыл, так что пора размещаться.
Мы с Лизой очень рады видеть нашу весёлую и безбашенную подругу. Выглядит она не то что на все сто, а, наверное, на двести процентов. Рваное каре переливается платиной, а модные пудровые брови мило становятся домиком, пока она рассказывает, как сильно скучала в своей правильной и педантичной Германии.
Мы заходим в прихожую и снимаем верхнюю одежду. Смелость, которую я ощущала в этом платье дома перед зеркалом, как-то стала улетучиваться, и мне захотелось одёрнуть подол, чтобы немного прикрыть ноги. Но тут поймала предупреждающий взгляд Копыловой и попыталась гордо выпрямить спину.
Дача у Жанкиных родителей небольшая, в домике на первом этаже только кухня и гостиная, на втором три спальни. Но вполне себе уютный и хорошо обставленный домик неоднократно вмещал вот такие вот весёлые тусовки. Людей я насчитала человек десять-двенадцать. Все знакомые, бывшие сокурсники. Оно и хорошо, компания не особо большая, можно чувствовать себя довольно уютно.
