Первый пошёл, Антошка. Можешь обоссаться от радости.
Спрыгиваю с ринга, не дожидаясь грёбанных оваций. Они не нужны, у меня другие цели. Машу Севе, чтобы не шёл за мной в раздевалку. Мне нужно отдышаться и угомонить огонь внутри. Но едва я стаскиваю перчатки и выливаю содержимое бутылки на голову, в раздевалку с бешенными глазам влетает Ирка.
Застывает на пороге, пялясь на меня.
— Лёша! — взвизгивает и бросается на шею.
40
— Лиза! — хватаю подругу под руку и пытаюсь утащить подальше от этого бутика. — Я такое даже примерять не стану!
— Станешь-станешь.
Копылова проворно выворачивает локоть и, ухватив меня за рукав, затаскивает в отдел. Милая улыбчивая девушка тут же спешит нам навстречу.
— Привет, девчонки, — улыбаются пухлые губки, — что вам подсказать?
— Ничего, мы просто мимо проходили, — снова делаю попытку утащить свою вредную подругу.
— Да, — улыбается она в ответ девушке-консультанту, — и заметили вот эту симпатичную пижамку. Яна, просто примерь. Пожааалуйста.
Кошачьи глазки моей соседки смотрят хитро-умоляюще, и после ещё нескольких уговоров, в том числе почуявшей добычу консультантши, я сдаюсь и тащусь в примерочную с воздушным чёрным кружевом в руках.
— Вообще, — вещает из-за ширмы Лизка, пока я пытаюсь разобраться, куда какая тесьма должна надеваться. — Таких должно быть минимум три: чёрная — для роковой страсти, красная — для огненной и белая, потому мальчикам иногда хочется развратить совсем невинную девочку. Хотя, ещё, пожалуй, розовая, чтобы почувствовать себя принцессой, когда спишь одна с большим плюшевым медвежонком в обнимку.
Машу молча головой, жалуясь мимикой своему отражению в огромном зеркале примерочной. Из этого самого зеркала на меня смотрит… о! Это просто разврат какой-то, а не пижама. Красиво, конечно, но я такое никогда не решусь надеть, даже когда буду спать одна. Надо по-тихому снять и сказать, что размер не подошёл.
Но мой коварный план проваливается, потому что в этот момент Лизка беззастенчиво отдёргивает шторку и воозряется на меня.
— Просто… вау! — её губы вытягиваются трубочкой, а мне хочется прикрыться.
— Лиз, нет, не вау, — пытаюсь отгородиться шторкой. — Это развратный шлюханский наряд. К тому же очень дорогой.
Лизка сопит из-за ширмы, пока я переодеваюсь, но странно молчит. Быстро сдалась, я уж думала, будет сложнее.
Но всё становится понятно, когда она за моей спиной расплачивается на кассе, когда мы уже выходим, а потом вручает мне с коварным видом.
— С прошедшим, Фомина! Пусть твой говнюк-бра… парень возбудится и подарит тебе кучу умопомрачительных оргазмов.
Хлопаю себя по лбу, выхватив подарок. Чёрт, не стоило делиться с Лизкой. Хотя как уж тут не поделишься? Это ж Копылова. Она пытала бы меня своими жуткими сельдереевыми коктейлями, если бы я не рассказала хоть что-то.
— Да ладно тебе, Янка, — Лизка примирительно обнимает меня. — Этот твой Шевцов пугает меня до чёртиков одним только своим хищным взглядом, но твои щёки он заставляет розоветь, а это значит, что я могу ему простить все запугивания и угрозы.
— Лёша тебе угрожал? — ошарашено смотрю на подругу. — Господи, Лиза, когда он успел?
— Ну, тогда, в больнице, когда пришёл за твоей подписью. Обещал же мне башку открутить, помнишь?
— Ну да.
Мы обедаем в кафе и тащимся домой на автобусе. Болтаем о том, что давно пора бы уже хоть одной из нас научиться водить машину. Лизкин отец, да и Виктор ещё со второго курса настаивали, чтобы мы шли учиться в автошколу, но как-то всё никак. Вот так и протаскались на маршрутках все годы учёбы в академии.
Чтобы успокоить неугомонную подругу, клятвенно обещаю ей, что надену подарок, хотя понятия не имею, как смогу появиться перед Алексеем в таком виде. При подобной картине и воспоминании о его взгляде по телу прокатывается горячая волна, зарождаясь где-то в затылке и разливаясь внизу живота. Последние три недели похожи для меня на сказку. Не с розовыми пони и единорогами, конечно, но ведь и Лекс — не милый принц на белом коне. Но он старается, и от осознания, что эти старания для меня, внутри начинают расцветать прекрасные фантастические цветы и порхать бабочки. От одного только его «Снежинка», сказанного на границе утробного рыка и нежного шёпота, у меня коленки начинают подгибаться.
Мы видимся почти каждый день, за исключением моих дежурств, трижды я оставалась на ночь. И в эти ночи уснуть удавалось уже под утро. А ещё Лёша возил меня гулять на набережную, где мы, укутавшись в пледы, пили горячий чай из термокружек и смотрели, как расплывается мерцающий отблеск звёзд по тёмной воде реки. И даже холодный осенний ветер не мог остудить мои щёки, потому что Шевцов тихо шептал мне на ухо, что планирует со мной сделать, когда мы приедем к нему.
И несмотря на всё это, я продолжаю внутренне его опасаться. Когда Шевцов пристально смотрит на меня, не говоря не слова, мои нервные клетки начинают сигналить. Но стоит ему прикоснуться, и все тревоги отступают. То, что произошло в ванной дома родителей, больше ни разу не повторилось. Алексей исключительно нежен и аккуратен. Иногда я чувствую себя хрустальной вазой, к которой он боится прикоснуться, а иногда, к собственному стыду, в тайне желаю снова оказаться в той ванной. Но об этом я Шевцову не скажу даже под пытками.
И кода я уже почти решилась надеть это кружевное недоразумение, на телефон падает сообщение. Сердце подпрыгивает, но тут же разочаровано сжимается.
«Снежинка, сегодня ночуешь с таранкой. Прости, я сегодня вымотан после соревнований»
Становится тоскливо. Знаю, нельзя так реагировать, ведь Лёша тоже человек, и он устаёт. Но на душе так паршиво, что впору разрыдаться.
Комкаю идиотскую тряпку и грузно падаю на кровать. А что, если Алексею надоело возиться с такой неумехой, как я? С его темпераментом и характером, с его пристрастиями, о которых мне прекрасно известно. Что если он устал не из-за соревнований, а от меня? Мы ведь ни разу так и не поговорили о том, в какой статусе находятся наши отношения.
— Я не поняла, из-за чего сырость, Фомина? — Лизка плюхается на мою кровать и заглядывает в лицо.
Что ж, это уже диагноз, Яна. Ведь я даже не заметила, что по щекам покатились жгучие слёзы. Мне не хочется произносить всё это вслух, но ведь наука говорит, что свои страхи нужно озвучивать. Вот вам и практическое применение профессии. Может, хирурги правы, и психиатры и вправду шарлатаны?
Но я всё же надеюсь, что выбранный мною путь таки имеет отношение к доказательной медицине, поэтому выкладываю Копыловой свои страхи и опасения. И напрягаюсь ещё больше, когда она в ответ молчит.
— Давай, Янка, натягивай обновку и дуй к нему.
— Это ещё зачем? — хмурюсь, глядя на подругу.
